- Задолбали твои шуточки.
- Так я не шучу, Грузовик, - улыбка погасла, и теперь Шестиглазый действительно выглядел грустным и потерянным. – Проект «Ложа»… Не думал, что они еще действуют, хотя на Маркуса твоего посмотреть – можно было догадаться. А уж когда семейка Браннеров вновь всплыла… Дурак я, дурак и слепец.
- Ты вот что, дурак и слепец… Этот Бантустан сейчас отрезан, все суборбитальные рейсы отменены, вообще сообщение с другими Бантустанами, а над санитарной зоной сейчас десяток моих катеров болтается. Так что рассказывай толком, не причитай, как баба.
- Да чего тут рассказывать… Посмотришь сводку из моих архивов. Ты первый комиссар Департамента, кому в них нос запустить удалось. Гордись.
- Твою мать!.. – не выдержал комиссар. – Чего вот ноешь? Не можешь толком объяснить? Тогда катись к бениной матери! Без тебя справлюсь.
- Ох, Грузовик, Грузовик… Пойми ты одну простую вещь: этот актеришка так или иначе уже все насмарку пустил. Он уже в санитарную зону приволок кого-то, кто Крыс объединить смог, они ж теперь из-под контроля вышли. Это цепная реакция, понимаешь?
- Да ни хрена я не понимаю! Разутюжим мы эту санитарную зону – и дело с концом… Ну сколько там Крыс? Сотен пять, ну, тысяча…
- Только в этой зоне, Грузовик, только в этой… У них… свои способы связываться, этих мутантов даже я отследить не могу. Это сила, понимаешь? Сила, которую мы не то что контролировать – прогнозировать не умеем. А ведь это еще не конец. Не конец Конца Света, - Шестиглазый попытался иронически улыбнуться. Комиссар огляделся: какой там Конец Света – самая обычная жизнь вокруг. В Бантустане она не меняется. А друг детства продолжал все так же монотонно:
- И они не выиграли, и мы проиграли… Мы все проиграли, Грузовик.
- Значит, так, - рявкнул комиссар. – Никто ничего пока не проиграл, понял, ты? Мои силы в часовой готовности.
- Все тебе в солдатики играть… Пойми, сейчас все не разрядники решают, а слова! А чтобы говорить, это мне – мне! – придется в чужой вирт с головой лезть, так, что и не вылезти могу.
Комиссар злобно сплюнул ему под ноги:
- Да лезь ты куда хочешь, тварь хитрожопая! А я буду заниматься тем, что умею – и не совесть, в отличие от…
Он круто повернулся и двинул кривой улочкой куда-то в направлении санитарной зоны. Теперь ему оставалось только убедить себя в том, что он поступил правильно.
Интерлюдия. Так говорил Герш
Да, я, старый и смешной Герш, помню вторую глобализацию. На смешном кривом носу у меня смешные архаичные очки, я вымучиваю из последних сил дурацкий смешной акцент…
А еще мне грустно и страшно.
Браннеру Первому не стоило создавать нас людьми. Суперлюдьми? Слава Богу, это невозможно, хотя иные из нас считают иначе. Но мы таки люди, и настряпали всех ошибок, что в силах человеческих настряпать. Мы даже не смогли остаться какой-то единой силой, а уж за то, чтобы контролировать и управлять, даже и не спрашивайте. И что хуже всего – хуже всего то, что это к лучшему.
Итак, не слушайте дураков и не верьте учебникам, а слушайте старого Герша, и я расскажу вам то, чего не рассказывал ученикам. Даже избранным, этому мальчику Хельги или Шестиглазому. Просто если вываливать на мальчиков и девочек слишком много грязи, они таки поумнеют, но вряд ли останутся людьми. Я уже видел это «ничего хорошего» - и это действительно ничего хорошего, кроме плохого.
Я уже говорил вам, что Браннер Первый был немножечко провидец и очень даже сумасшедший? Гении – они все такие, я уже их навидался. И не смейтесь, старый смешной Герш знает, что говорит. Вы серьезно думаете, что за свои двести лет я не воспитал ни одного гения? Ну, это ваши дела, вы-то уж точно не гении… А Браннер – о, я вам скажу, это был гений, и он лепил нас по образу и подобию своему – прости, Боже, мне это кощунство! Лепил, лепил – и вылепил то, что получилось. Гениям тоже свойственно ошибаться.
Говорите, вам надо по существу? Нет, действительно надо? Азохенвэй, только не говорите потом, что я вас не предупреждал.
Значит, Браннер был гением. И как все гении, немножечко волшебником, немножечко шарлатаном, немножечко революционером, плюющим на все запреты в науке. Он смутно провидел будущее – и он создал нас.
И вы знаете, он по своему нас любил. Не как отец, хотя в каждом из нас частичка его генов. Нет. Как художник любит удавшуюся картину. Как ремесленник любит свой инструмент. Как математик любит выведенную формулу. В своей рациональной любви он думал, что нашел ответ на все вопросы, что предотвратил те беды грядущего, от которых он не спал ночами… и ошибался, как простой, самый обычный гений. Ничего он не предотвратил. Мы не предотвратили. Вы будете смеяться, но мы оказались слишком людьми…