- Он помнит. И остальные тоже. Они… они не такие, как мы.
- Хочешь сказать, они тоже измененные? В смысле, генетически, не хирургически?
- Ну да. Но там не только это. По-моему, они знают, с чем ты должен встретиться. Или с кем. Действительно знают. Понимаешь, на них что-то вроде отпечатка – как на тебе после… извини.
- Ладно, не извиняйся. И так ты меня озадачила. Вот ведь, жили – не тужили… Но от Монгола-то я точно такой подлянки на ждал. Хотя… если он без импланта такие фишки заворачивает – это, знаешь, ли, о чем-то говорит.
- И им почему-то важен ты. Сами они не могут или не хотят попасть сюда, встретиться… с тем, кто пришел.
Хельги-двойник поглядел на виртуальную Анну, чуть склонив голову набок, вздохнул тяжело:
- Короче, дело ясное, что дело темное… Ладно, давай-ка мы с тобой выпьем, что ли? Зря я текилу сюда прописывал, или как?
Слизнув с пальца крупинки соли, он медленно выцедил содержимое стакана, бросил на язык тонкий ломтик лимона. То ли отсутствие импланта сказывалось, то ли напряжение – но и соль, и лимон, и текила показались ему какими-то безвкусными. Виртуальные раздражители вкусовых сосочков, не более.
Анна пригубила из своего стакана, знакомым – уже? – движением извлекла из кармашка на поясе тонкую сигарету, прикурила от стоящей на столе массивной зажигалки:
- А знаешь, мне тут хорошо.
Хельги-двойник приподнял бровь и поощрительно хмыкнул. Хельги-кукловод насторожился, ничуть не обрадованный таким поворотом разговора. Стало быть, жди откровенности – и хочешь ты того или нет, но чувство остается такое, что ты чем-то обязан.
Не любишь быть обязанным, а, приятель? Бережешь себя, душонку свою?
- Понимаешь, - Анна-двойник, виртуальная кукла глядела куда-то сквозь двойника, словно силилась рассмотреть за текстурами Хельги-кукловода, - я ведь в реале наркоманка конченная. От квазиморфиновой зависимости лечилась – в результате на синтемеск перешла. Только так можно выключить… это. То, что я вижу. Оно всегда со мной, каждую минуту, наваливается, кричит в уши. Иногда страшно, иногда просто плохо. А здесь… Здесь я это проклятие как со стороны воспринимаю. Есть оно, есть я. И мы отдельно.
- Вообще в вирте, или?.. – с профессиональным интересом осведомился Хельги-двойник.
- Нет. Почему-то только здесь. Когда мы с тобой сидим и ждем неизвестно чего. Кстати, по-моему, дождались, - на той же спокойно-отрешенной ноте закончила она. Хельги-который-все подавил желание крутнуться, как шилом ткнутый и заставил двойника медленно повернуться на табурете – лицом к тому самому нелепому зеркалу. Из темной глубины, из тени кто-то приближался к разделяющему пространства стеклу.
Длинный, сутуловатый, бритоголовый. В щегольском мундире, черном с серебряным шитьем по вороту и обшлагам. Худое неулыбчивое лицо, резкие складки возле опущенных уголков губ.
Хельги-кукловод мысленно подмигнул Хельги-двойнику: «Такие дела, парень. Нас уже трое».
Интерлюдия. Бантустан-18
Кольцо сжималось. Десантные боевые катера кружили на бреющем над санитарной зоной, руки в черных перчатках сжимали штурвалы –руки нечеловечески быстрых пилотов со стальными нервами. Но даже их обостренное, усиленное имплантами зрение не могло засечь среди этих полуразвалин ничего живого. Даже самых обычных крыс, не говоря уже о двуногих Крысах. И это предгрозовое затишье заставляло вибрировать даже стальные, платиновые, иридиевые нервы.
Во внешнем кольце окружения поднялись в воздух катера технического обеспечения. Любая связь восемнадцатого Бантустана с внешним миром была отрезана – суборбиталы застыли на взлетных площадках, заглохли голопередатчики, погасли даже обычные экраны древних телевизоров, любые выходы на информационную сеть захлопнулись. В информационном пространстве этот Бантустан словно бы уже перестал существовать – но он существовал. И не только на служебной волне Департамента.
Замер, пришипился развеселый обычно четвертый Бантустан, опустил шторы лавочек, погасил зазывную рекламу, захлопнул двери ресторанчиков, кафе и борделей – к вящему недоумению полулегальных туристов. Их даже никто не пытался грабить. Хмурый пятый, Бантустан-на-сваях, нахмурился еще сильнее, подернулся тучами, завернулся в плотный туман. Жаркий шестнадцатый скалил белоснежные зубы, точил ножи под монотонную попевку горячего ветра из пустыни, шуршал песком по жестяным крышам и зловещими шепотками.
Все застыло в каком-то зловещем непокое.
А Конец света медлил.
[1] Слякоть, грязь из канавы (искаж. кит.)