Но это еще не конец истории. Возвращалась дочь на Родину в конце мая. Мы упросили ее сдавать здесь выпускные экзамены, чтобы легче потом было поступать в институт. Погода у нас весной, ты сам знаешь, не устойчивая, и, как на грех, в день ее прилета резко похолодало. Было около «нуля», тогда как в Америке да и в Москве началось уже настоящее лето. Дочь, как истинная американка, прилетела, конечно, в одной футболке. А вместе с ней в самолете из Москвы прилетел наш сосед по площадке, с которым у нас были приятельские отношения. Он, в прошлом комсомольский работник, теперь работал на международную табачную компанию и считал себя крутым. Когда он узнал, что соседская дочь едет на год в США, заявил: «А нам такое и не снилось. Я много лет пробивал такую возможность для себя, да так ничего и не получилось». В день прилета дочери я вспомнил эту его реплику. Он видел нашу Аленку в самолете в одной футболке и даже не предложил ей никакой помощи.
Вот так дважды, на старте и на финише, людская зависть лягнула ребенка. Слава Богу, она тогда не простыла. Нашлись добрые люди, пожертвовали ей куртку. Так и пошла у нее дальше жизнь, богатая на хороших людей, но и не лишенная завистников.
Пиво подходит к концу, пора заканчивать и наши посиделки, но меня захватила тема зависти. Я начинаю последний на сегодня рассказ:
Месть
— Да, обидно встретиться с несправедливостью, но особенно бесит человеческая подлость. Так и хочется врезать подлецу в глаз. Но был у меня в жизни курьезный случай, когда моя месть приобрела не совсем привычные формы.
Дело было зимой. Я тогда работал в мелиорации. Летом обычно бегал по полям, руководил рабочими, а зимой готовил договоры на новый сезон да писал отчеты. Стоял январь и подошла пора ехать на острова в дельте Двины в один из совхозов, но все не давали машины, а пешком по морозу было немыслимо туда добраться. И вдруг я случайно узнал, что начальник родственной конторы, Николаев, завтра едет в тот же совхоз. Дело мы с их конторой делали общее, подчинялись одному руководству, и было законно предположить, что меня с радостью возьмут на попутку. Но не тут-то было. В ответ на мою просьбу я получил твердый отказ. А жили мы с ними очень дружно. Все праздники встречали одной дружной компанией. Были и любовные интрижки, и мужская дружба. А с этим Николаевым у нас даже возникло соперничество из-за моей коллеги. Он, похоже, потерял из-за нее голову, а я из озорства изображал конкурента. Возможно, причиной отказа и послужило наше соперничество. Но я считал, что дело всегда выше личных отношений. Пришлось идти на хитрость. Водитель Николаева, Володя, крутил любовь с нашей кассиршей и был дружен со всеми нами. Я попросил его подобрать меня утром в городе по дороге в совхоз. Получилось все гладко, но у Николаева вытянулось лицо, когда я забрался на заднее сидение его машины.
В совхозе мы быстро завершили свои дела, я задержался на пару минут, дожидаясь пока поставят печать на договор. Николаев пошел к машине, я попросил его подождать, он промычал что-то нечленораздельное в ответ… Когда я вышел на улицу, машины там не оказалось. Как потом сказал Володя, они поехали дальше в Северодвинск по личным делам Николаева. Но даже в таком случае они могли подвести меня до конечной городского автобуса. Дорога в любом случае проходила мимо этой остановки. Я не мог поверить в такую подлость. На улице стоял мороз, не меньше 25 градусов, до ближайшей автобусной остановки пешком было не меньше двух часов пути…
Я шел по накатанной в снегу колее, непрестанно сжимая кулаки. В такт шагам в висках пульсировало: «Поймаю — убью!» Я представлял сладкие картины мести, что я скажу этому подлецу, как кулаком размажу по морде его нахальную ухмылку. Не меньше получаса длились эти мучительно-сладкие мечтания, а потом вдруг они стали принимать форму слов, строк стихотворения:
Меня учили честно жить,
Препятствий не пугаться,
И стал я мускулы растить -
За справедливость драться.
Немало в боксе преуспел,
В дзюдо и каратэ я
И мир исправить захотел,
Злу скручивая шеи.
С поличным взят начальник-вор,
Бывает так не часто.
Я с ним о чести речь завел,
Но был неправ отчасти.
Сиял, как бляха на ремне,
Подглазник — все видали.
Пятнадцать суток дали мне -
Ему свободу дали.
Хитрец девчоночку обвел:
Не пожелал с ней счастья.
Я с ним о долге речь завел,
Но был неправ отчасти.
Сиял, как бляха на ремне,
Подглазник — все видали.
Пятнадцать суток дали мне -