Федор в такие моменты больше отсиживался на мостике, предпочитая наблюдать за посетителями через камеры.
Бар разместили в грузовом отсеке. Просторный, залитый светом. Для декора придумали использовать вырезанные из стали ягоды и листья смородины.
Небольшая кухня, огромная хромированная стойка, две дюжины посадочных мест — все разношерстное, завезенное из разных мест.
Публика собиралась такая же. Сначала в основном, конечно, работяги с ближайших станций. Для них даже выделили отдельный малый транспортник — каждый период он подбирал на маршруте гостей и доставлял в бар. Через полгода про “Одуван” уже знали и он стал пользовался бешенной популярностью.
Места хватало с трудом. Пришлось вызывать технику, расчищать больше места для стоянки кораблей.
А еще через пару месяцев, Пьетро с тяжелым сердцем выделил часть складских помещений для богатых посетителей. Там поставили столы поизящнее, достали тарелки подороже, заказали хрустальные бокалы. Даже скатерти нашли белоснежные.
Деньги лились щедрой рекой. И так же щедро Пьетро их тратил. Итальянская душа желала размаха. Фьёдор едва-едва успевал останавливать капитана. Спорили из-за всего. Ковровых дорожек, деревянных панелей, новых светильников в виде маленьких комет.
Казалось, Пьетро не ходил — летал. Фьёдор точно был уверен, что его подошвы ботинок не касались пола. Иначе как объяснить, что капитан был и тут и там одновременно. Едва он скрылся в подсобке, то тут же выскакивал из кухни с подносом.
Тяжелые транспортники доставляли грузы каждые шесть периодов. Оставляли продукты и забирали ящики с настойкой. Их отвозили на дальние станции, откуда было сложно добраться до бара.
Со временем “Одуван” стал настолько востребованным. что капитан хотел оставить его открытым, не обращая внимания на приближение к ближайшей точке орбиты. И только когда система охлаждения вышла из строя во второй раз, Фьёдор поставил Пьетро перед фактом. Грузовой корабль с такой нагрузкой на систему мог не выдержать температуру светила.
Последний груз был отправлен почти три периода назад. Капитан расстался с пятью ящиками бутылок по шесть штук, которые уже не вмещались в хранилище и просто стояли вдоль стены. Фьёдор лишь качал головой. Что делать с остальными ящиками? Переживут ли они перигелий?
После очередной проверки корабля, капитан и техник засели в рубке. На столе стояли пузатые бокалы с алой жидкостью, нехитрая еда на одноразовых тарелках.
— Ну, за Лавджоя! — привычно оскалился итальянец и залпом выпил настойку. — Ух! Передержали!
Смахнув невольно набежавшие слезы, Пьетро закусил кусочком подсохшего сыра.
— А я тебе говорил. Четыре месяца — перебор, — Фьёдор почесал лысую голову и пригубил напиток. — Может, корицы добавить? Или мяты?
— Мысль, конечно, хорошая. “Черный жемчуг” всем знаком. Считай, наша визитная карточка. Да и где мы корицу достанем?
— Ну, может тогда мяту? У меня тут для тебя подарок, — вытерев руки о колени, Фьёдор встал. — Пойдем.
И вышел из рубки, оставив удивленного капитана одного. Впрочем, Пьетро быстро собрался и бросился следом.
Техник долго вел его по коридорам, заглядывая то в одну дверь, то в другую.
— Ты не помнишь, где мой подарок оставил? — оскал крупные зубы в улыбке, спросил Пьетро.
— Да не. Проверяю заодно. Нам все равно через весь корабль идти, — пробубнил техник, активируя очередной замок. — Почти пришли.
Почти растянулось на добрых десять минут. Итальянец разве что не приплясывал от нетерпения.
Наконец Фьёдор остановился.
— Вот! Это тебе!
Он отомкнул замок, панель отъехала.
— Это... это... — ошалело начал лепетать Пьетро. — Гидропоника?
Он во все глаза осматривал помещение, освещенное фиолетовыми лампами. На уровне бедра стояли ровные прямоугольники грядок. На фоне темной земли едва угадывались крошечные листочки. На стене висели датчики температуры и влажности. Рядом в кармашке лежал график поливов.
— Да, — гордо отозвался техник. — Тут вот мята, мелисса. Немного базилика. В углу куст смороды. Не был уверен, что приживется. Нравится?
Капитан не услышал его. Он осторожно трогал кончиками пальцев нежную зелень.
Когда он поднял глаза, в них стояли слезы.
— А виноград есть? — тихо спросил он.
— Твою ж полярную звезду, Петруша! Ну как ты мог про меня такое подумать! Вон, — он ткнул пальцем в четыре горшочка на полу. — Вон твой драгоценный виноград. Поэтому я и прошу поменять трубы. Не выживут же в духоте растения.
— Поменяем! С первым же транспортником закажу!
Растроганный Пьетро порывисто обнял огромного друга, смахнув лейку со стола. Тут же бросился поднимать, задев локтем Фьёдора.