– Давно пора, – проворчал череп. – Ты уже несколько недель ко мне не обращался.
– Время года такое, – объяснил я. – Большая часть связанных с Хэллоуином дел рано или поздно начинают казаться одинаковыми. Нет смысла обращаться к тебе за тем, что я и так знаю.
– Если ты такой умник, – буркнул Боб, – мог бы и сейчас без меня обойтись.
– Тоже верно, – согласился я, достал из кармана халата коробок спичек и принялся зажигать свечи. Начал я с тех, что стояли на расположенном посередине помещения металлическом столе. – Ты же у нас дух знаний, а я всего смертный.
– Логично, – протянул Боб. – Ты нормально себя чувствуешь, Гарри?
Я продолжал зажигать свечи – на белых металлических стеллажах и рабочих скамьях, окружавших стол с трех сторон. Полки и стеллажи мои сплошь уставлены пластмассовыми тарелками, плошками, банками из-под кофе, пакетами, коробками, жестянками, пузырьками, флягами и прочими всевозможными емкостями и наполненными всевозможными же веществами от таких обыденных как хлопковая вата, и до таких экзотических, как осьминоговы чернила. Ну, и еще я держу на них книжки и всякие тетрадки общим весом в несколько сотен фунтов; некоторые из них стоят аккуратно, а некоторые накиданы кое-как. Я не спускался в лабораторию довольно-таки давно, а уборщиков-фэйре туда не пускаю, так что на всем лежал тонкий слой пыли.
– Чего это ты вдруг спрашиваешь? – удивился я.
– Ну, – осторожно пояснил Боб, – ты делаешь мне комплименты, а это вряд ли хороший признак. Ну, и свечи ты зажигал спичками.
– И что? – не понял я.
– А то, что обычно ты делаешь это с помощью дурацкого маленького заклинания, что ты разработал, – ответил Боб. – И ты все время роняешь коробок обожженной рукой. У тебя ушло семь спичек на то, чтобы зажечь все эти свечи.
Я насупился и уронил коробок еще раз.
– Восемь, – сказал Боб.
Я сдержал свирепый рык, чиркнул новой спичкой, но сделал это с такой энергией, что сломал ее.
– Девять, – прокомментировал Боб.
– Заткнись, – буркнул я.
– Во… это легко, босс, – хмыкнул Боб. – Затыкаюсь я на раз, – он выждал, пока я зажгу оставшиеся свечи. – Уж не за тем ли ты спустился, чтобы я помог тебе в работе над новым жезлом?
– Нет, – мотнул головой я. – Боб, у меня же одна рука всего действует. А одной хрен чего вырежешь.
– Можешь зажать его в тисках, – посоветовал череп.
– Я пока не готов, – вздохнул я. Обожженные пальцы ныли. – Ну… не готов пока.
– А стоило бы, – заметил Боб. – Чем дальше, тем больше шанс того, что какая-нибудь гадина…
Я пристально, исподлобья посмотрел на череп.
– Ладно, ладно, – сказал Боб. Будь у него руки, он наверняка поднял бы их в знак капитуляции. – То есть, ты хочешь мне сказать, ты пока не пользуешься никакой магией из связанных с огнем?
– Блин-тарарам, – вздохнул я. – И что я пользуюсь спичками вместо заклинания, и что я слишком занят, чтобы мастерить новый жезл. Невелика потеря. В моей повседневной практике не та уж много ситуаций, когда требуется разнести что-нибудь в клочья или спалить к чертовой матери.
– Гарри? – заботливо поинтересовался Боб. – У тебя ноги не промокли? А пирамиды хорошо видно?
Я зажмурился.
– А?
– Держи два! – хихикнул Боб. – Ты же по колено в Ниле стоишь.
Я швырнул в него спичечным коробком. Бросок, впрочем, вышел так себе, вялый, даже спички не разлетелись.
– Психоанализом можешь заняться на досуге, – буркнул я. – А пока займемся делом.
– Угу, – согласился Боб. – Ты как всегда прав, Гарри. Чем я могу тебе помочь?
Я свирепо покосился в его сторону и, придвинув стул к столу, приготовил карандаш и блокнот.
– Насущный вопрос: что тебе известно о чем-то, называемом «Слово Кеммлера»?
Боб присвистнул сквозь зубы, что заслуживает уважения с учетом того, что ни слюны, ни языка у него нет. А может, это только я такой впечатлительный. К конце концов, произносит же он «Бэ», обходясь при этом без губ.
– Поконкретнее наводки у тебя нет?
– Точной нет, – признался я. – Хотя нутром чую, это связано с некромантией.
Боб снова присвистнул.
– Надеюсь, что нет.
– Почему? – удивился я.
– Потому, что этот Кеммлер был законченным кошмаром, – объяснил Боб. – То есть, слов нет, каким. Просто жуть, Гарри. До ужаса гнусным.
Это уже становилось любопытным. Боб-череп был духом воздуха – то есть, существом, обитавшим в мире знаний, начисто лишенном понятий морали. Нет, конечно, он имел некоторое понятие об извечном конфликте добра и зла, но весьма отдаленное. И если уж Боб считал кого-то гнусным… Что ж, значит, этот Кеммлер и впрямь та еще штучка.
– Чего он такого делал? – спросил я. – Чем заработал такую репутацию?
– Более всего он прославился Первой Мировой войной, – ответил Боб.
– Как, вся война на его совести? – не поверил я.
– Ну, по большей части, – подтвердил Боб. – Подготовка ее потребовала лет ста пятидесяти кропотливого труда, и уж он приложился к этому по полной. Он исчез ближе к концу боевых действий и не всплывал до тех пор, пока не принялся эксплуатировать массовые захоронения уже жертв Второй Мировой. Он изрядно порезвился в Восточной Европе, где и без него жуть чего творилось. Никто не знает точно, сколько убитых на его совести.
– Клянусь каменьями и звездами, – пробормотал я. – Но кой черт он проделывал все это?
– Предположу навскидку: псих он был, вот почему. Ну, и по злобе еще.
– Ты сказал «был» – заметил я. – В прошедшем времени?
– Именно, – подтвердил Боб. – После всего, что этот тип натворил, Белый Совет выследил его и взял за задницу. В шестьдесят первом году.
– Ты хочешь сказать, Стражи взяли?
– Я хочу сказать, весь Белый Совет. Мерлин, весь Совет Старейшин, спецподразделение из Архангельска, Стражи, а также все чародеи и их союзники, которых удалось мобилизовать ради такого случая.
Я даже зажмурился.
– Ради одного человека?
– Я сказал ведь: законченного кошмара, – напомнил Боб. – Кеммлер был некромантом, Гарри. Он обладал властью над мертвыми. Ну, конечно, дружился еще с демонами, имел закадычных приятелей во всех вампирских коллегиях, знался со всей нечистью Европы, да и кое с кем из самых вредных фэйре. Плюс имелась у него маленькая армия из маленьких кеммлерчиков. Учеников. И еще наемников всех сортов и мастей.
– Блин, – только и сказал я.
– Однако же в прошедшем времени, – утешил меня Боб. – Они убивали его со всей подобающей случаю ответственностью. Несколько раз. Он объявился после того, как Стражи казнили его в начале девятнадцатого века, поэтому второй раз они подошли к этому серьезно. Что ж, так и надо этому ублюдку сумасшедшему.
Тут меня вдруг осенило.
– Ты что, был с ним лично знаком?
– А разве я тебе не говорил? – удивился Боб. – Он был моим хозяином почти сорок лет.
Я удивленно уставился на него.
– Ты работал на этого монстра?
– Что было – то было, – произнес Боб не без гордости.
– Как ты тогда попал к Джастину?
– Во времена первой казни Кеммлера, Гарри, Джастин ДюМорн исполнял обязанности Стража. Он подобрал меня на пепелище лаборатории Кеммлера. Типа, так же, как ты подобрал меня на пепелище лаборатории Джастина, когда убил его. Так сказать, круговорот жизни, прямо как у Элтона Джона в песне.
Меня пробрал легкий озноб. Я прикусил губу и отложил карандаш. Мне почему-то показалось, что дальнейшая часть нашего разговора будет не из тех, что захочется сохранить в письменном виде.
– Так что такое Слово Кеммлера, Боб?
– Без понятия, – заявил Боб.
Я нахмурился.
– Что ты такое говоришь – «без понятия»? Я так понял, ты ему все равно что Пятница для Робинзона был.
– Ну… да… – сказал Боб. Огоньки в глазницах черепа как-то беспокойно заплясали. – Только помню это время неважно.
Я скептически фыркнул.
– Эй, Боб, ты ведь ничего не забываешь.
– Нет, – согласился Боб непривычно сдавленным голосом. – Если только, Гарри, мне этого самому не хочется.