— Так себе новости, скажем. Печальные.
Моя рука лежала на столе, и Катрин заботливо взяла её:
— Понимаю, тебя тяжело сейчас, — сказала девушка. — Впрочем, изгнание ты пережил, а это было гораздо труднее. Как сам вообще?
— Да так. Неплохо. Старую жизнь иногда вспоминаю, тоскливо становится немного, — тут я не соврал. Я действительно до сих пор не мог избавиться от воспоминаний о своём мире, который теперь казался лишь сном.
— Признаться, удивлена, что ты так быстро освоился. Елена Филипповна была уверена, что тебе тяжело придётся.
— И поэтому засунула меня в эту дыру? — усмехнулся я.
— Это идея Филиппа Андреевича. Матушка твоя ничего не могла поделать. Она пыталась упросить его, чтобы я присмотрела за тобой первое время, но Филипп Андреевич не позволил, сказал, пусть сам жить учится. Не ошибся: тебе и правда на пользу пошло.
«Если бы, — подумал я. — Не то Михаилу на пользу пошло, совсем не то…»
— Ладно, это дела прошлого, — сказал я. — Дальше-то что? Мой дед знает, что я жив? Мне грозит опасность? Что произошло в Нижнем?
— Когда умерла Елена Филипповна, мы с наёмниками Бобриковых предприняли атаку на ваше имение. Мы обстреляли дом, но старик Барятинский ударил воздушной волной. Филипп Андреевич и его старший сын шли в авангарде и погибли, не успев поставить защиту. Кое-какая техника пострадала. Нам пришлось отступить.
— И сколько это будет продолжаться? До полного истребления?
— Не знаю, Миш. Вопрос этот не ко мне. Государь вмешался, требует прекратить вражду. А оставшиеся Птахины жаждут мести. Я не думаю, что тебе грозит опасность. Но будь осторожнее. Молодой Загорский — друг семьи Бобриковых, а никто не знает, как далеко может зайти твой дед.
— Весело у вас…
Катрин полезла за пазуху и извлекла оттуда упитанный конверт. Положила передо мной.
— Вот зачем я здесь, — сказала она. — За неделю до своей кончины Елена Филипповна вручила мне его. Словно чувствовала… Хоть и не верила, что Барятинские поступят подобным образом. Просила отдать тебе, если с ней что-то случится.
Я взял конверт, задумчиво повертел в руках:
— Там ответы?
— Надеюсь. Что ж, пожалуй, мне пора.
— Подожди. Просьба есть. У тебя есть на примете люди, кому можно продать небольшую парию оружия? — спросил я прямо.
На лице Катрин было написано недоумение.
— Ты во что ввязался? — спросила она строго. — Откуда у тебя оружие?
— Пока не откуда. Это так на будущее. Вы же ведёте войну, верно? Ну и, наверняка, среди ваших есть люди в теме.
— Не к добру ты это затеял, Миша. Зачем идёшь по такому пути? — слова эти прозвучали как-то уж очень нравоучительно.
— Деньги нужны, — пожал я плечами. — Да ты не переживай. Риски есть, конечно, но где их нет? Ты бы знала, какая ерунда тут в городе творится, и чего мне стоило выбить хотя бы этот зал.
— Ладно. Это твоя теперь жизнь. По старой дружбе постараюсь помочь, чем смогу. Сколько продать хочешь?
— Пока не знаю, в том-то и дело. Может, сотню ружей, может — две, три… Сейчас сложно сказать. Мне нужен человек, с которым могу связаться в случае необходимости. У тебя есть нужные каналы?
— Придумаю что-нибудь.
— Как с тобой связаться?
Катрин достала ручку и прямо на конверте написала адрес:
— Отправь сюда телеграмму. Как смогу, приеду сама.
Когда Катрин ушла, я некоторое время крутил в руках конверт и думал. Разборки родов меня пока мало касались, да и собственное происхождение — тоже, но всё же что-то во мне не могло остаться безучастным — я чувствовал это. Возможно, отголоски прежнего «я» не давали покоя.
От размышлений отвлёк Рыжий
— Это кто вообще был? — спросил он, с опаской заглядывая в кабинет.
— Я же говорил, связи есть.
— Ни хрена себе, связи! Да она же из боярской дружины, небось! Откуда такие знакомства?
— Это моё дело. Есть связи, и я их использую для нашей общей выгоды. Что-то не устраивает?
— Да не… Всё хорошо, я просто…
Я отослал Рыжего, сказал, что надо побыть одному. Когда он ушёл, разорвал конверт. Внутри лежали бумаги — документы на дом в Москве (она тут всё-таки была), оформленный на моё имя. Ещё там находилось длинное письмо, написанное ровным, красивым почерком — от матушки.
«Мой дорогой Миша…» — начиналось оно. А дальше шла гора информации. Оказалось, я и правда был незаконнорожденным. С отцом моим мать познакомилась ещё в юные годы. Это был военный из императорской регулярной армии, потомственный, но бедный, дворянин. На момент знакомства с моей матерью он только-только окончил офицерскую школу в звании прапорщика. Они полюбили друг друга и встречались втайне от родственников. Потом мою мать обязали выйти замуж, как и полагалось, за отпрыска боярского дома, но не смотря на это, тайная страсть не утихла, мои родители поддерживали друг с другом связь и спустя пять лет встретились в санатории в Крыму, где и был зачат я. А через десять лет после моего рождения мой настоящий отец (к тому времени уже капитан в отставке) погиб. Как именно, сказано не было, но я почему-то догадался, кто к этому приложил руку. Детей у него не осталось, зато осталась недвижимость в небольшом городке к западу от столицы. Моя мать подсуетилась и придержала тот дом за собой, а потом оформила на моё новое имя.