олетая мимо. Быстрее... Всё надсадней гул двигателя, всё тяжелее давит звук на перепонки, и вылетают уже из деревянного основания карусели красные снопы предпожарных искр и, зацепившись за ветер, вытягиваются длинной вертикальной спиралью, поднимаясь к сливающимся в кольцо верхушкам деревьев, и сами свиваются в огненное кольцо, змеем Уроборосом стараясь поймать себя за хвост. Жар нарастает и... Застегивают головной обжим с контрольными датчиками. Провода тянутся к Белому шару. 'Как видите, название вполне соответствует внешнему виду прибору. Шар действительно белый. Это изобретение мага Эгреуса, идею которого он почерпнул в одном из средневековых гримуаров, авторство которого современные эксперты некромантии приписывают одному из учеников великого Джона Ди. Собственно, изначально это было лишь средство фиксации терминальных психовитальных параметров преагонального стадии Перехода. В последующем, проведя некоторые усовершенствования, маги смогли превратить этот прибор в своеобразный некропередатчик, позволяющий не только вести записи терминальных процессов, но и поддерживать канал связи с тем, кто совершает Переход. Последняя же модель Белого шара, которую мы приберегли для вас, Тимофей, позволяет не только осуществлять связь (к сожалению, одностороннюю из-за некоторых особенностей состояния психика пост-переходного 'Я'), но и воздействовать на некро-объект. То есть, на ваше перерождённое сознание... Чёрт, что за отвратительный запах! Позовите уже санитаров... За какой пилой? Рано... Сейчас идёт запись...' Волны света бегут по проводам к шару. И шар начинает светиться изнутри. '...а потом, как я и говорил, мозг, представьте себе, ещё не остывший, будет помещён... Что позволит сохранённой информации поддерживать иллюзию существования личности в те критические мгновения, когда осуществляется пост-пространственный скачок, именуемый Переходом...' Санитар тянет шланг. Вода льётся на пол. 'да, и отмойте пол...' Анастасий наклоняется к умирающему. Прислушивается к стихающим стонам. И шепчет последнее, что хотел досказать: 'Как ты узнаешь, что не обманут нами? Пожалуй, я дам тебе подсказку. В мире, где ты, вероятнее всего, окажешься - жарко и душно. Там бывают туманы, есть реки и трясины. Встречаются даже леса! Но данные наших навигаторов свидетельствуют о том, что в этой стране проблемы с осадками. Что-то там с небом не в порядке. Не знаю, как там умудряются выживать растения... Впрочем, у того мира свои законы, и откуда нам знать, какие они. Всё же иллюзорно, да и наш мир, признаться, тоже иллюзорен. При переходе одна иллюзия сменяется другой, и й той, другой, картинки могут быть причудливей привычных. Как только ты выполнишь программу, совершится переход...' - Да он вас не слышит! - кричит капитан. - Хватит! Но Анастасий продолжает: 'Признаки этого перехода таковы: начнётся дождь. И когда ты почувствуешь его...' Умирающий хрипит. Тяжкий, долгий выдох. Чегоди трогает Афанасия за плечо. - Время дорого, маг! Смотрит на браслет-органайзер. - Восемь часов сорок три минуты... Приступаем! - Больно, Тима!.. Он замер, схваченный внезапным посреди апрельского полдня острым, жгущим кожу морозом. Подбежал к жене, склонился над ней. И... Стих рёв турбин красного ситикара. ...увидел, что от колёс машины к тому месту на обочине, где лежит, скорчившись, его жена, тянется широкая, тёмная полоса. Крови. Тимофей протянул руку, попытался поднять жену. Она застонала, попыталась подняться. Но после первой же попытки тяжело осела на землю. - Не могу... глубоко дышать... Кажется, рёбра... С шипением открылась дверь ситикара и медленно, озираясь по сторонам, выбрался из салона водитель. Молодой круглолицый парень со слегка вытаращенными то ли от испуга, то ли от природы глазами. Губы его кривились и прыгали. 'Презрение или страх?' - Я помощь вызову! - крикнул жене Тимофей и побежал к машине. - У меня же страховка есть! Он подбежал к машине и схватил водителя за локоть. - Вызови медицинскую службу! Вызови! Слышишь? И затряс руку. Водитель, разом придя в себя, отстранился брезгливо. И, разжав правую ладонь, показал Тимофею синие линзы на потной коже. - Видишь, гад? Оптокрректоры, импортный вариант! На биоклее! Вылетели... И ещё я из-за вас об руль ударился! Грудью... И, сморщившись, левую ладонь поднёс к сердцу. - В суд подам! Какая служба? Я вам ничего не должен! Ничего! Убирайтесь! И, глянув в опасно заблестевшие глаза голодранца, попятился к машине. Не закричал уже, а зашептал, по возможности грозно, предпредительно: - Со мной шутки плохи! Мы с районным прозекутором - лучшие друзья. Так и знай... Стой, не подходи! Я тебе ничего не должен, вы сами под колёса полезли! - Сволочь! - преодолевая удушливый спазм, прошептал Тимофей. - Здесь люди гуляют, здесь вообще проезд запрещён. Ты мою жену сбил! Она беременна! Сорвавшись на крик: - Подонок! Вызови!.. Отбросив линзы куда-то в лесную траву, круглолицый, развернувшись, залетел в машину и нажал кнопку экстренной блокировки. Дверь, с важным и протяжным шипением, а с быстрым, почти реактивным свистом, закрылась и отчётливо щёлкнул блокировочный замок. - Сам разбирайся! - рявкнул динамиком ситикар. - Сам со своей женой разбирайся! Я вас не знаю! Впервые вижу! Шантажисты! Голодранцы, и голодранцев плодят! Вас на органы давно пора пустить! Уйди, а то полицию вызову! Да я... И динамик захрипел, захлебнувшись в истерическом плаче. 'Больно, Тима...' - Открой! И Тимофей, подбежав к ситикару, ударил кулаком по капоту. И увидел, как быстро задвигались, набирая обороты, лопатки турбин. И затягивающий, плотный поток полетел в широко раскрытые воздухозаборники. - Стой! Не смей уезжать! Не смей, ей помощь нужна! Ситикар, кормой проламывая себе дорогу в зарослях барбариса, задним ходом задвигался в сторону заброшенной трассы 'Балчуг'. - Остановись же! - закричал в отчаянии Тимофей. 'Здесь глухое место! Здесь нет телестанций! Здесь никого нет!' Ситикар ускорил ход. Тимофей побежал вслед за ним. Споткнулся, упал головой вперёд. И, взглядом наткнувшись на показавшийся из травы камень, протянул руку. 'Не уедешь, сволочь! Нет!' - Двадцать пятое апреля, одиннадцать сорок два, - отозвался ситикар. - Установлена связь с управлением полиции кондоминиума 'Центр', вызов... Тимофей поднялся. Вытер кровь с разбитой губы. В ладони тяжелел камень. 'Тима, пойдём домой... Мне плохо, тошнит...' Размахнулся. Камень рикошетом отлетел от стекла. И трещины серебристым узором пошли по тёмно-синей тонировке. Старик открывает книгу, читает. 'Жизнь есть величайшая милость, смерть - величайшая немилость. И, посему, надо прожить большую часть жизни - ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС! Нет ни небес в сиянии славном, ни ада, где жарятся грешники. Здесь и сейчас день наших вечных мук! Здесь и сейчас наш день наслаждения! Здесь и сейчас наш шанс! Выбери же этот день, этот час, ибо спасителя нет!' Пальцем показывает ан потемневшие стропила потолка. - Антон Шандор Ла Вей! Вот так, малыш... Откладывает книгу. Подходит к печке и, прихватив полотенцем за раскалённые ручки, снимает кастрюльку с супом. - Бурду мою похлебаешь? Принюхивается, блаженно зажмурившись. - Сегодня аппетитная бурда получилась. На заброшенном огороде я раздобыл пару картофелин, а потом, заприметив высохший на августовском солнышке хвостик, выкопал и луковицу. Небольшую, но на суп хватило. К сожалению, масла у меня нет, даже синтетического, оттого применить древний метод улучшения заправки при помощи пассировки, я не смог. С мукой, кстати, та же история, что и с маслом. В общем, бурда не слишком сложна по составу, не богата всевозможными ингредиентами, не облагорожена заморскими специями, но... Зачерпнув чёрной от времени мельхиоровой ложкой жидкость с краешку кастрюли, попробовал, причмокнув радостно, и завершил речь радостным восклицанием: - ...Но всё же вкусна необыкновенно! Присутствие натуральных продуктов в сей кастрюле помогло чуду свершиться, и при минимальных затратах бедный сумасшедший учёный сможет, пожалуй, предложить своему гостю вполне приличную похлёбку, которую я, понятно, лишь в силу природной кулинарной скромности именую 'бурдой'. Кстати, тарелки у вас с собой, конечно, нет? Гость пожал плечами. И вздохнул. - Так я и знал! - воскликнул старик. - Люди совершенно разучились бродяжничать! Когда я покинул свой дом, то, помимо флеш-карт с записями, прихватил ещё и кружку, чашку, две пластиковых тарелки, складной ножик и деревянную вилку, которую когда-то на досуге сам вырезал из вишнёвого поленца. Сначала хотел вырезать две вилки, но уж больно много дерева ушло в расход... Да, и ложку! Чудесную алюминиевую ложку тоже взял с собой. Она, кстати, до сих пор цела. А у вас, молодой человек, и ложки с собой наверняка нет! Я прав? Гость виновато опустил голову. Старик великодушно махнул рукой. - И ладно! В конце концов, превратности бродяжьей судьбы учат не только мудрости и смирению, но и отказу от совершенно излишней при таком образе жизни брезгливости. Будем с аппетитом хлебать бурду одной ложкой из одной кастрюли. Потому что взятые мной когда-то из покинутого дома тарелки слишком мелкие и для супа совершенно