«Говорят обо мне, что я в профиль — Утесов и Муслим Магомаев — анфас. Что в душе я — блондин, а снаружи — философ, что я вылитый кто-то из вас!»
То же — в балладном жанре: «Маркиз Парис, виконт Леконт, сэр Джон, британский пэр, и конюх Пьер».
То же — в жанре дорожной песни:
«Канзас, Алабама, Дакота, Дакота и вновь Арканзас, в одном Цинциннати пять раз и некстати — где только не видели нас».
Прыжок через океан:
«Неужели вы не были в Лондоне, сэр?… Пикадилли, Гайд-парк, Сити, Трафальгар-сквер…»
Да, не забыть бы и того, кого мы засекли в самом начале:
«Среди Зарем, Земфиров (так!), Хан-Гиреев, цыган, чертей, чертогов, чародеев Великий Александр сын Сергеев…»
Вы поняли? Перечень жанров от частушки до молитвы и партнеров от Свифта до Горина — вовсе не литературоведческое обоснование песни, а та же песня. Надо только вслушаться. Надо уловить в этой пестроте лейтмотивы. В этом столпотворении фигур — линии постижения.
Ким не прослеживает ни в одной фигуре рост характера или путь героя — от истока до результата. Потому у него и нет типажности (как, скажем, у Галича), а сквозной лирический тон не укладывается в один преобладающий мотив (как у Окуджавы). Ким идет «с другого конца».
Еще одна подсказка:
«Милорды! Я хитрей Сократа! Он был умней меня стократ, и все же стал шутом Сократ! Я прямо начал с результата».
Это же пароль, кодовый замок, петушиное слово, раскрывающее вход в самую сердцевину кимовской поэтики! Он начинает — с результата. Перечни излюбленных жанров и канонизированных авторов, кодовых цитат и знаковых символов — это же именно реестры «результатов», застывшие формы культуры, затвердевшие сосуды, по которым надо пройти обратным кровотоком. Истина добывается с изнанки.
Страшная истина может притвориться веселенькой, веселая оборачивается страшной:
«Потом на трибунале он искренне кричал: «Откуда же мы знали, что все придет к печам?»
Молоденький гитлеровец, рядовой палач Бухенвальда тоже идет «от результата». Среди легкого пения — такой горловой ком. В легком пении Кима всегда можно уловить бритвенно тонкую ноту, которая срывает мелодию с простого и милого напева в метафизическую бездонь.
Опять подсказка? Кимовское пересмеивание чужих «образцов», перелицовка «результатов» — вовсе не возвращение реальности из-под покрова той или иной иллюзии, из-под обмана той или иной вывески, а замыкание вывесок, окольцовывание, из которого в реальность попадаешь смеховым скачком.
У Галича — замкнутый театр, вертеп, и потому трубный глас — разрушить эти стены! У Кима вертеп заперт смехом. Смех идет вкруговую. Разрушать нечего.
У Окуджавы — прощанье, он всегда чувствует край, финал, конец, обрыв. У Кима маршрут кольцуется. Счастья, конечно, нет, но и это «нет» — счастье.
Эйнштейн выворачивает Ньютона. Ким сцепляет их руки, давясь от хохота,
Лишь неистребимо здоровый дух способен отважиться на такую игру. Единственный поэт в плеяде бардов-патриархов может позволить себе такой фейерверк:
Ну, вот. Фига извлечена из кармана. Искренность выужена из обмана. Истина просвечена с изнанки.
Негде прятаться.
ВЕЧНАЯ РАЗГАДКА?
Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною —
Перед солоно- да горько-кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною…
Кажется, разгадка на поверхности: выдержал бой с Советской властью! В самые мутно-застойные годы — пробил стенку! Взял штурмом, напором, нахрапом! Беззаконная комета! Одинокий волк, медведь-шатун, изгой, штрафник, заложник. Огни, воды, медные трубы прошел. Сказка!