Геолог шел впереди, то и дело нагибаясь над проводом, а я брел следом и любовался диким и заброшенным ущельем. До нас доносился отдаленный гул взрывов в карьерах, вдали возникали облачка пыли, розовевшие в свете рождавшегося дня. Вдруг Хайпорн крепко схватил меня за руку.
– Гарроу, – хрипло шепнул он, повернув ко мне побледневшее лицо с дрожащими губами.
Я посмотрел на землю, куда он показывал пальцем, и тоже застыл в изумлении. Провод исчезал под красновато-коричневым диском толщиной в ладонь и диаметром больше метра.
– Это он, – воскликнул Хайпорн. – Это он, я его узнаю!
Мы опустились на колени и принялись ощупывать пористый, влажный от росы камень.
– Просто кусок скалы, – сказал я, стараясь унять волнение. – Просто камень, который природе взбрело в голову сплющить и закруглить таким диковинным образом.
Но Хайпорн не слушал меня. Распластавшись на животе и затаив дыхание, он разглядывал красноватый диск в карманную лупу.
– Гиацинт, – пробормотал он. – Кажется, в самом деле гиацинт. Гарроу, помогите мне сдвинуть его с провода.
Мы подхватили камень и едва не упали.
Диск оказался неожиданно легким – не больше десяти килограммов.
– Это невероятно, – глухо произнес Хайпорн. – В диаметре он больше ста двадцати сантиметров. А сто двадцать в квадрате…
Геолог вытащил из кармана записную книжку и с лихорадочной поспешностью начал подсчитывать.
– Семьсот двадцать килограммов! Ну, что вы на это скажете? – спросил он, растерянно глядя на меня. – Даже при минимальном удельном весе циркона ему полагалось бы весить не меньше пятисот шестидесяти килограммов, а при максимальном – свыше семисот. У ставролита удельный вес тоже большой – семь с половиной, и диск, будь он ставролитовый, весил бы килограммов пятьсот. Ну, а альмандин слишком хрупок, он разбился бы при падении.
– Может быть, это из-за пор? – пробормотал я. – Или он полый внутри?
– Полый… Полый? А может быть, это какой-нибудь продукт отхода при добыче циркона? Непостижимо…
Всего десять килограммов вместо шестисот. В шестьдесят раз меньший удельный вес. Это что-нибудь около двенадцати сотых. Как у синтетических губок.
Хайпорн снова опустился на колени и начал ощупывать камень, едва прикасаясь к нему кончиками пальцев.
– Гладкий… – шептал он. – и пористый. Несомненно, это продукт горения. Может быть, кусок породы с ближайших разработок? Но таких минералов здесь нет. Или какой-нибудь очень легкий взрывчатый материал. Способная плавать взрывчатка… Как вам кажется, Гарроу? А
что если это какая-нибудь бомба, плавучая мина?
Геолог смотрел на меня из-под сдвинутых на лоб очков близоруким, добрым и беспомощным взглядом.
– Придите в себя, Хайпорн, – грубо сказал я, чтобы скрыть свое волнение. – Еще немного, и вы поверите в существование летающих блюдец.
Геолог поднялся с колен и помотал головой, как бы стряхивая с себя кошмар. Ткнув камень носком, он повернулся к нему спиной, и на лице его расплылась открытая добродушная улыбка.
– Простите, Гарроу, – сказал он, разводя руками. – Не знаю, что на меня нашло. Нервы пошаливают. Наверное, слишком мало спал с тех пор, как эта чертовщина пролетела у меня над головой. Обычно меня не так легко вывести из равновесия.
– Не сомневаюсь, – согласился я. – Вы ведь привыкли бродить в одиночку по ущельям с рюкзаком за плечами. Я
убежден, что вы немало повидали во время ваших геологических странствий и не спасуете перед каким-то обломком скалы.
– И все же, – задумчиво произнес Хайпорн, – если как следует поразмыслить…
– Только не здесь, – возразил я. – Доберемся сначала до антенны, проверим, все ли там в порядке, потом оттащим этот чертов камень в палатку и «вскроем» его с соблюдением всех правил анестезии.
– Хорошо, – согласился геолог, – полезли дальше. Мы будем наверху вместе с солнцем.
И в самом деле, заря зажигала вершины скал, и мне казалось, что ущелье вот-вот зазвенит, как огромный колокол, наполненный светом. Туман на дне лощины поредел, и нашим взорам открылась палатка, прилепившаяся между двумя огромными валунами.
– Хорошая у вас профессия, Хайпорн, – тихо сказал я. –
Ради таких восходов стоит побродить по горам, даже рискуя не найти ничего, кроме тишины и одиночества. Или одиночество иногда угнетает вас?
Хайпорн промолчал. Запрокинув голову, он смотрел в голубое небо.
– Чистейший перламутр, – продолжал я. – В городе никогда не увидишь такого неба.