– И лихорадка ушла. Твоя правда, дочка. Теперь-то уж выживет.
– А парень крепкий, – разглядывал его подросток.
– Благодарение богу, смилостивился над ним.
– Ну, ладно, – сказал мужчина, – не след его тревожить.
При нем побудь, Ивэйна. Если понадобится что, кликни. А
вы ступайте отсюда.
И Ланселот остался вдвоем с Ивэйной.
– Это ты меня выходила?
– Не только я. Отец мой, и мать, и братец.
– Ивэйна… Тебя ведь так зовут? Прошу, позови ко мне своего брата.
Подросток вошел, присел у постели Ланселота на чурбак-стул, поглядел на рыцаря и, улыбаясь, ждал, что тот ему скажет.
– Послушай, молодец… Вчера либо позавчера было тут великое сражение, так?
Парнишка подивился его словам.
– Никакого сражения здесь не бывало.
– Ну, не здесь, может, а где подале…
– И подале не было. А вот битва была знатная, потому на Драконий замок напали. Какой-то лихой парень, Дарком зовут его, со своими людьми. А вел их рыцарь один. Его
Ланселотом звали.
– Что же с ним сталось?
Паренек поерзал на чурбаке своем.
– Дак вот… не могу тебе про то сказать ничего. Сказывают, он в крепость-то первым ворвался, так порубили небось. Очень ведь долго его искали, ничего не нашли, по чему его б опознали.
– Гм… А скажи, как твое имя?
– Овэйном кличут.
– Скажи мне, Овэйн… битва та где была?
– Хо-хо, – засмеялся паренек и махнул рукой, – отсюда и четырех днях пути. Видно, и ты был там же? Право, не видывал я еще, чтобы так человека исполосовали!
– Я был там. А в каком платье и как я попал сюда?
– Платье? – засмеялся Овэйн. – Да на тебе все изодрано было в прах. Даже по сапогу топором рубанули. А сюда привез тебя конь твой, ты лежал поперек седла, и с обоих вас кровь текла.
– Конь мой… Он сгинул?
Тут откуда-то издалека такой грохот раздался, что, казалось, задрожал дом.
– Какое сгинул! – Овэйн зажал в зубах соломинку и озорно посмеивался, – Когда объявились вы, так и он чуть жив был, но оправился быстро. И ты тоже. Я для тебя косуль да фазанов в лесу подстреливал, чтобы суп тебе доставался покрепче.
– Спасибо, Овэйн. Коли выживу, в долгу не останусь.
– Вот и ладно. А теперь я пойду, ведь если не накормить коня твоего, он же дом разнесет. Эх, что за жеребец! Ну, я потом еще забегу, Ивэйна!
– Не ори, дурень ты! – прикрикнул на него мужской голос, и Овэйн, посмеиваясь, убежал. Вошла девица.
– Послушай, нежная и прекрасная лицом Ивэйна! Кое о чем спрошу я тебя – ответишь ли искренне?
– Я врать не приучена.
– Когда конь мой привез меня к вам?
– Тому уж… – Ивэйна считала по пальцам, – без малого две недели.
Ланселот оторопел.
– Что?!
– Верно. Да ведь, знаешь ли, в каком ты был виде?
Двенадцать ран по телу всему и четыре из них, это отец мой сказал, – понимаешь? – четыре смертельных.
– Ивэйна! Приходил ли сюда седой такой человек?
Девица смотрела на него в удивлении.
– Нет. Кроме нас, никого здесь не было.
– А место это, где я сейчас… это владения Дракона?
– Ну что ты! – Ивэйна с улыбкой покачала головой и погладила Ланселота по здоровому плечу, – Этого не бойся! И не растравляй себя! Ох, как же плох ты был, когда приехал! Ничегошеньки себя не помнил и, о господи, –
Ивэйна сцепила на груди руки, – днями целыми только на балки потолочные глядел, ресницы даже не шевельнулись ни разу, а уж про какие страсти сказывал! Все только меч да месть…
Ланселот медленно приподнялся на локте.
– Ты говоришь… веки мои не шевельнулись?
– Ну да. Так ведь… вон как тебя отделали. Еще и радоваться надо! Только мизинец на левой руке отрубили.
– Что?! – Ланселот поднес к глазам обвязанную свою руку, – На этой руке моей… только четыре пальца? Будь
проклята эта жизнь! Да ведь еще одно такое сраженье, еще одна такая победа, и я уже сам – Дракон! – Он откинулся на набитую свежим сеном подушку и зарылся в нее лицом, – Что же со мною сделали!
– Ланселот…
Рыцарь застыл, потом, забыв, верно, о проколотом копьем плече, приподнялся, оперся на оба локтя.
– Ты… ты знала, знаешь, что я…
– Знаю, – кивнула Ивэйна ласково… – Ночами-то я ведь с тобою сидела. И ты про все рассказал! Ты же не в себе был.
– А остальные…
– Остальных это и не касается! Я так рассудила: вот поправишься и сам скажешь имя свое и звание… Твое это дело. Но уж только никак не мое.