Судя по гробовому молчанию, прерываемому лишь шелестом страниц отцовской газеты, новостей об Элизе я могу ждать до морковкина заговения.
Решительно расправляю полотняную салфетку на коленях.
— Сегодня утром я звонила, но моя служанка Элиза не пришла меня причесать. Не знаете, отчего, маменька? Быть может, она заболела?
Мать чопорно поджимает губы. В глазах появляется стальной блеск. Думаю, если б можно было женщинам служить державе, она бы составила великолепную карьеру королевского прокурора. Великолепное атласное платье цвета морской волны на матушке начинает колыхаться, когда её грудь гневно вздымается.
— Твоя служанка больше не придёт. Она покинула наш дом, полагаю навсегда. Будучи уличённой… — она бросает на меня неуверенный взгляд. — В поведении, слышать о котором не пристало твоим целомудренным ушам.
Ага. Ну, ясно.
Её бы удар хватил, узнай она, что я не только помогала Элизе с Томом бежать… но как-то раз даже стала невольной свидетельницей поведения, о котором моя мать, замужняя дама, даже намёками не находит в себе решимости говорить.
Отец бросает внимательный взгляд поверх газеты на меня, но снова возвращается к чтению. Служанки — это определённо женская забота, и не стоит его внимания.
— В скором времени я найму новую прислугу, — добавляет мать, втыкая нож в покрытый глазурью бок эклера с таким воинственным видом, словно это было сердце предательницы. — Заодно и на место второй негодницы.
Вилка выпадает из моих рук.
— Я, верно, ослышалась, маменька? Вы говорите о…
— Разумеется, Аполлинарии также не место рядом с моей дочерью. Вряд ли эта легкомысленная особа была не в курсе поведения товарки. Я много раз тебе говорила, что этой развязной девице не место на такой ответственной должности, но ты же как обычно меня не слушала! Надеюсь, теперь мои советы пойдут тебе впрок…
И мать, не сдержавшись, начинает длинную лекцию на тему того, как важно подбирать слуг по рекомендациям, и строго следить за их поведением… и ещё миллион таких же советов — которые, «без сомнения», уже скоро мне пригодятся в собственном доме.
Я слушаю молча, опустив голову, и стараюсь держать себя в руках.
Как будто кто-то стирает одну за другой части моей жизни. Элизы больше не будет рядом. Полли они тоже уволили. Наверняка услали обратно в деревню, чего она так боялась. Даже не дали мне проститься. Безо всяких прегрешений с её стороны! Моя мать ничего не смогла бы доказать. Но она не зря гордилась своей великолепной интуицией. Вряд ли бедняжка Полли смогла под пронизывающим взглядом моей матери сохранить абсолютно невозмутимый вид. Но одно то, что меня саму с утра пораньше не подняли для допроса, означает, что матушка не увидела «моего следа» во всей этой истории.
И не прознала про Эйдана. Полли нас не выдала.
А впрочем… каких ещё «нас». Очнись уже, Марго! Не будь дурой.
Я выслушала все матушкины проповеди со смиренным видом кроткой овечки, пряча глаза в тарелку и читая про себя стихи. Так обычно удавалось скоротать время быстрее. Тем более, что моего участия в беседах подобного рода обычно не требовалось.
Когда матушка выдохлась, а отец перевернул последнюю страницу, с биржевыми сводками и результатами скачек, которые иногда зачитывал мне в слух — но сегодня, видимо, посчитал за лучшее помолчать, чтоб не попадать матери под горячую руку — я осторожно отодвинула от себя почти не тронутую тарелку.
— Матушка, вы позволите мне подняться к себе? Мне всё ещё нездоровится. Можно ли…
— Нельзя! — отрезала она. — Леди должна уметь взять себя в руки в необходимой ситуации. Как ты планируешь выдерживать балы до утра в корсете? Твой будущий супруг, несомненно, станет вывозить тебя на балы в столицу в зимний сезон.
Наверное, стоило мне бросить дольку лимона в чашку. Чтобы оправдаться за без сомнения кислое выражение лица, которое мать сопроводила ещё более недовольным взглядом. И холодно пояснила:
— Модистка ждёт уже целый час, пока ты соизволишь проснуться. У нас сегодня выбор тканей для платьев твоего будущего гардероба. До поездки мы должны успеть пошить тебе минимум дюжину. Времени совершенно нет прохлаждаться! Идём.
Внутренне вздыхая — ибо матушка не любила вздохов и ни в коем случае нельзя было вздыхать вслух, — я обречённо поднялась с места.
* * *
— У вашей дочери великолепная фигура! — умильно всплеснула руками пухленькая брюнетка с родинкой над верхней губой, и продолжила суетиться вокруг меня. — Как же выросла малышка Маргарет, не могу поверить! Кажется, ещё вчера мы шили для неё первое бальное платье…