Уверенная ладонь ложится мне на колено, приподнимает, отводит в сторону. Показывает, как лучше, как нам правильнее совпасть. Тихий шорох капель дождя по крыше. Снова моросит… Запах осенних листьев, сена и мускусный аромат мужского тела мешаются в один коктейль, которым я пьяна до головокружения.
Эйдан не двигается, и я чувствую на лице его ласкающий взгляд. То, как он любуется мной. Продлевая для нас обоих этот почти священный миг.
— Пожалуйста… — срывается с моих губ. — Эйдан… м-м-м…
Медленное и неотвратимое, как движение планеты вокруг своей оси, движение мужского тела в меня.
Распахиваю глаза от изумления. Прислушиваясь к ощущениям внутри. Пальцы Эйдана вжимаются в моё бедро до боли. Он пытается не спешить, но я ощущаю, как напряжено его тело под моими ладонями, я слышу тяжёлое дыхание, и гулкий стук сердца мне в грудь — там, где наша обнажённая кожа соприкасается так правильно и хорошо. Ему даётся с трудом эта бережная неторопливость.
Ещё чуть-чуть… ещё… господи…
Остановка.
Эйдан приподнимается на локте и впивается в моё лицо пристальным взглядом, тёмным, как самые глубокие бездны Вселенной. Мокрые волосы свисают на лицо, испарина на висках.
— Послушай, Марго… в твоих книгах было написано, что в первый раз бывает больно?
Ужасно удивляюсь.
— Нет, конечно!! А должно⁈ И с кем я о таком должна была, по-твоему, говорить — с маменькой⁈
В его глазах, когда он любуется моей паникой, столько нежности, что я задыхаюсь.
— Ну, теперь уже не важно. Это будет только в первый раз, любовь моя, потерпи.
Он падает на меня, вжимая всей тяжестью тела в податливое сено, и делает резкое движение вперёд. А мой крик тонет в жёсткой ладони, зажавшей мне рот.
Я как будто рухнула с утлого судёнышка в бурные воды девятибалльного шторма. Меня несёт властная и неудержимая стихия. Тугая боль, пронзившая всё тело, постепенно отступает. И с каждым валом обрушившегося на меня океана во мне разрастается что-то другое. Яркое, жгучее, прекрасное.
С каждым поцелуем и жадным прикосновением ненасытных рук.
В переплетении пальцев.
В синхронном дыхании и пульсе, звучащем в унисон.
В ритме сливающихся тел.
Мы вместе пишем новую главу нашей истории.
* * *
— Меня, наверное, скоро будут искать… — лениво проговорила я, лежа на голом плече Эйдана и равнодушно глядя в потолок. — Даже странно, что до сих пор не ищут.
— Дождь, — меланхолично проговорил он.
Мне как будто вдруг стало наплевать на весь мир за порогом нашего убежища.
Но так не может продолжаться вечно.
Я резко села, прижимая спущенный лиф платья к груди.
— А давай убежим! Эйдан, пожалуйста, давай убежим вместе! Прямо сейчас. Я ничего не хочу, мне ничего не нужно! Мне всё равно, кто ты. Пожалуйста, давай убежим!
Обернулась, с надеждой посмотрев ему в лицо.
Она была такой робкой, эта надежда. И такой безумной.
Эйдан лежал, подложив руку под голову, и покусывал травинку. Глядя на меня с непроницаемым выражением. Смотрел так долго, очень долго, прежде чем ответить.
Но ещё прежде, чем сказал эти слова — моя надежда уже умерла в груди, а крылья, что поднялись за моей спиной, рассыпались чёрным пеплом.
— Не думаю, что это хорошая идея, Марго.
У меня вся кровь отлила от сердца.
Я вскочила, торопливо оправляя юбки.
— Всё ясно.
— Что тебе ясно, несмышлёныш?
— Я тебя не виню. Я сама предложила себя, как последняя… ты просто взял предложенное. Прощай.
— Да стой ты! — рявкнул Эйдан, когда я опрометью бросилась к дверце стойла. Распахнула её, больно стукнувшись плечом. Глаза застилала мутная пелена, я уже не видела, куда иду.
— Не надо за мной ходить. Я не хочу больше ничего слышать. Довольно.
— Марго, мать твою!! Стой, кому говорят! Я не могу бежать за тобой голышом! Пр-роклятье… ай, да как знаешь!.. Совершенно сумасшедшее создание.
Кажется, у меня за спиной в дверцу стойла полетел со зла тяжеленный сапог. Пусть.
Я бы не выдержала того разговора, в котором он бы взывал к моему разуму и объяснял, почему простой конюх не может взять с собой избалованную неженку, которая ни к чему не годна, кроме как валять её по сеновалам.
Мне хотелось поскорее забиться в какую-нибудь нору и оплакивать свою глупость.
Пока добралась до дома, вымокла до нитки.
Оказалось, что меня и правда искали. Но я впервые в жизни просто ушла, оставив матушку посреди нотации, — так, что у неё отвисла челюсть.