Я тряхнула головой и продолжила идти.
— Всё хорошо! Идёмте, батюшка. Нас уже, верно, заждались.
Мало ли в поместье Честертонов белых лошадей.
Просто… воспоминания. Слишком острые, слишком болезненные. Ещё не отболело внутри, как я ни пыталась забыть. Но я смогу.
И разумеется, на пушечный выстрел не подойду к конюшням в Честертон-Хаус. Больше мы не увидимся — я не так глупа, чтобы позволить во второй раз разрушить мне жизнь. Если вдруг судьба мне улыбнётся, и я смогу стать хозяйкой этого места на выгодных для себя условиях, и если человек, разбивший мне сердце, имеет наглость до сих пор здесь работать, я найду предлог, чтобы услать его в какое-нибудь отдалённое поместье Честертонов. Судя по тому, что я слышала, у графа их множество.
Воспоминания о том, даже имя которого я поклялась себе не называть больше даже мысленно, окончательно выбили меня из колеи.
И на сокровища внутри дворца Честертонов я взирала уже совершенно равнодушно, ничего не видящими глазами. Хотя наверняка об изысканной обстановке, картинах, скульптурах, лепнине и архитектуре этого места искусствоведами написано немало томов.
— Давненько я здесь не был! — отец с улыбкой разглядывал потолок очередного зала, через который мы проходили. Там изображена была батальная сцена. Лошади, рыцари, трубящие ангелы в небесах… — Наверное, со смерти покойной графини. Ты была ещё совсем маленькая, и мы с Исадорой не стали брать тебя с собой на похороны. Такая трагедия… Лилиана была настоящей красавицей. И такое доброе сердце! Но ужасно беспечная. Ударилась головой о ветку, когда неслась на полном скаку. Перелом шеи. Страшная трагедия.
— Мне так жаль, — прошептала я.
Это было действительно очень грустно.
Лакеи в бледно-зелёных с серебром ливреях с глубоким поклоном распахнули перед нами две высокие створки белого дерева, украшенные потёртой золотистой лепниной.
Это был обеденный зал человек на тысячу. Но длинный стол под белоснежной скатертью накрыт всего на несколько персон.
Наборный паркет драгоценного дерева, высокие окна, осеннее небо отражается в зеркалах на противоположной стене, по форме повторяющих полуовальную форму оконных рам… Я хорошо могла себе представить шумные балы в таком месте. Но атмосфера в доме была тихой, какой-то до странности умиротворённой, и создавала впечатление задумчивого уединения.
Здесь вряд ли живёт много людей.
Разглядывая обстановку вокруг, я всеми силами оттягивала момент, когда надо было посмотреть на единственного человека, сидящего во главе стола. Зеркала отражали бледную как призрак особу с медно-рыжими волосами, собранными в высокую причёску, с жемчугами на шее и в ушах и в поросячьего цвета платье, которое очень странно контрастировало с цветом кожи этой девушки, выглядевшей так, будто планирует в ближайшее время упасть в обморок.
Держись, Марго!
Так или иначе, скоро всё решится.
— Дорогой друг! Как я счастлив снова видеть тебя! Вот, привёз тебе свою девочку. Ты её в последний раз видел пухлощёкой малышкой! Узнаёшь мою Маргарет?
Я закусила губу.
Мне навстречу из кресла с высокой спинкой с трудом поднялся высокий и очень грузный мужчина в белоснежном мундире с эполетами, его объемный живот едва-едва удерживал чёрный ремень. Синяя орденская лента через плечо слепит глаз обилием наград. Пышные седые бакенбарды, крупный нос, мешки под глазами. На лице графа отобразился чистейший восторг при виде меня.
Ох, мамочки… как бы я мечтала сейчас провалиться под землю!
Мне пришлось подать руку, и старик облобызал её с величайшим усердием.
— Как я мог бы её узнать? Твоя дочь выросла бесподобной красавицей!
Честертон сильнее сжал мои пальцы в своей пухлой ладони.
Я с трудом вспомнила, что надо бы изобразить учтивую улыбку. К моему горлу уже подкатывала тошнота. Не видно, чтоб хозяин этого места отнёсся к моему появлению равнодушно.
— Но присаживайтесь, присаживайтесь скорее! — захлопотал граф, и слуги тут же принялись отодвигать для меня стул из старинного резного гарнитура, приносить и расставлять на столе дымящиеся, пахнущие как мечта гурмана блюда.
Я поблагодарила и уселась куда было велено, по правую руку от отца. Слишком близко к хозяину, сидевшему во главе стола. Он продолжал меня восторженно разглядывать, так что я поняла, что снова не смогу кусок в горло пропихнуть. Даже несмотря на то, что всё это выглядело и пахло просто божественно, а мой несчастный желудок почти двое суток был пуст, и наконец-то мне об этом напомнил.
— Горячего чаю прежде всего! Как вы добрались? — поинтересовался граф, сияя улыбкой. — Дорога в Честертон-Хаус не показалась вам слишком утомительной?