Единственное, что они не смогли контролировать, это мою всепоглощающую страсть к лошадям.
— Так! — решительно заявила я, и Полли невольно вытянулась в струнку. — Конюха, пожалуй, можешь оставить себе, а я возьму лошадь. Останешься здесь под дверью — карауль, чтоб никто не подошёл незаметно. Предупредишь Элизу в случае чего. Покашляешь погромче… ну, очень громко. Поняла?
— Поняла, — скисла Полли, с завистью поглядывая на дверь в мою комнату.
Я подхватила юбки и направилась прочь по коридору.
В это время дня у меня по расписанию как раз верховая езда. Я и так опаздываю на семнадцать минут.
* * *
Там, где меня можно было видеть из окон папенькиного кабинета или матушкиной бежевой гостиной, я шла чинно и неторопливо.
Как только обогнула дом, выдохнула и принялась пинать туфелькой опавшие листья. Они густо усеивали боковые аллеи под склонившимися друг к другу старыми липами, садовники не успевали подметать. Жёлтый ковёр шуршал под ногами, покрытые жилками сердечки липли к туфлям, их приходилось то и дело стряхивать. Хрупкие какие…
Такие же хрупкие, как моя жизнь.
По ней можно так же пройтись, растоптав… и никто не заметит.
Я плотнее запахнула кружевную шаль — холодает. Дальний конец аллеи терялся в туманной дымке. В детстве я любила представлять, что эта дорога ведёт куда-то в чудесные места, где меня ожидают новые места, прекрасный принц и приключения. Но в конце всегда оказывалась конюшня и воняло навозом.
Прежде, чем снова ступить на свой путь детских разочарований, как я мысленно окрестила его, вспомнила об одном деле, которое следовало завершить, чтоб спрятать концы в воду.
Я свернула с аллеи, нашла знакомую кучу листьев под окном и стянула с рук кружевные перчатки. Немного порывшись в упоительно пахнущей прелой листве, выудила книгу-предательницу. Матушку точно хватил бы удар, если б узнала, куда я полезла в своих атласных туфельках цвета слоновой кости ради этой обшарпанной вещицы из лавки старьёвщика! И в каком виде были мои пальцы, когда я снова натянула на них тонкое кружево.
Прижав книгу к себе и надежно скрыв её под уголком шали, я побрела дальше.
Порыв ветра принёс цепочку танцующих мелких листьев с ближайшего кустарника. Я поёжилась. Пожалуй, скоро начнутся дожди, и моя золотая осень — любимое время года — превратится в грязное липкое месиво. Матушка как обычно запрёт меня дома и не пустит за порог. Не дай бог простужусь в дождь и помру от пневмонии. Или — что намного хуже! — испачкаюсь.
Кажется, у меня оставались последние дни свободы.
Во всех смыслах.
Надо обязательно успеть объездить новую кобылу. Быть может, я ещё смогу ускакать с ней в только что убранные поля и вволю насладиться ветром в лицо и таким быстротечным, но таким сладким ощущением свободы. Если найду сопровождающего.
* * *
Скрипучая дверь конюшни легко подалась под моей ладонью.
Я поморгала, привыкая к полумраку.
Пахло сеном и лошадями. Единственный запах, который я любила почти так же сильно, как запах осенних листьев.
Звёздочка и Несси заржали, приветствуя меня, когда я проходила мимо. Не сегодня, девочки! Возможно, позже. Отцовский Кардинал, серый в яблоках огромный жеребец, который не подпускал к себе никого, кроме моего отца, снисходительно кинул взгляд, похрустывая овсом, но даже не оторвался от своего занятия.
Да где же…
Ох.
Какая красавица!!
Я в нетерпении рванула запор на стойле и поспешила внутрь.
Белая как снег кобыла с молочной гривой, тщательно заплетённой в изысканные косы, — да мне таких горничные никогда не плели! — нервно дёрнула головой и отступила подальше.
— Не бойся, я тебя не обижу! — ласково заговорила я, протягивая руку к бархатной морде.
Кобыла недоверчиво скосила глазом и ударила копытом об пол.
Ну до чего красиво заплетены все эти косы! И в хвосте тоже! У меня никогда не хватало терпения такое заплетать своим кобылам. А у нашего старого и заслуженного конюха мистера Якобса заскорузлые пальцы так уже не поворачивались.
— Иди ко мне, девочка! — продолжала увещевать я пугливую глупышку…
Как вдруг меня кто-то жёстко схватил за локоть и бесцеремонно дёрнул назад.
— Леди — вы совсем дура?
От возмущения я потеряла дар речи. Рывком обернулась. Чтоб едва не врезаться носом в широкую мужскую грудь в коричневой рубахе, которая ходила ходуном от возмущения. Две верхних пуговицы были расстёгнуты, в них виднелось загорелое горло с крупным кадыком. Я нервно сглотнула и повела взгляд выше.