— Я не хотел, чтобы он думал, что выиграл.
— И это единственная причина.
Я смотрю на него. — Да.
— Если ты так говоришь.
— Не заставляй меня отправить тебя обратно в Нью-Йорк.
— Пожалуйста, — усмехается он, закатывая глаза. — Ты бы слишком скучал по мне.
— Но, по крайней мере, я смогу получить немного тишины и покоя.
Богдан усмехается, но выражение его лица сглаживается, когда он смотрит на кучу бумаг на столе между нами. — Знаешь, тебе не обязательно проходить через все это самому. У нас есть бухгалтер.
— Я никому не доверяю свои деньги, кроме себя.
Богдан качает головой. — Папа тоже так делал.
Тень нашего отца висит над моей головой с того момента, как он сделал свой последний вздох. В жизни он позаботился о том, чтобы запечатлеть свое присутствие в самых складках моей кожи. Что бы я ни делал, я не могу избавиться от его голоса в моей голове. Я смотрю на шрамы на правой руке и вспоминаю его.
— У меня должны были быть такие же шрамы, — вдруг говорит Богдан, заметив, куда направлен мой взгляд.
— Что?
— Ты думаешь, что я не знаю, но я знаю, — говорит он. — Он никогда не резал меня - потому что ты стоял передо мной. Ты помешал ему преподать мне уроки, которые он преподал тебе.
Моя челюсть неловко сгибается. — Когда дядя Яков умер, я знал, что однажды стану доном. Так что мне нужно было учиться. Тебе это было не нужно.
— Конечно, я все это знаю. Но я знаю, как сильно ты защищал меня от него.
— Ты чувствуешь ко мне сентиментальность, братишка?
Богдан улыбается. — Не сегодня.
Я встаю и иду к двери. Я чувствую беспокойство и нетерпение, сидя здесь. Мне нужно шагать, двигаться, чувствовать, что я что-то делаю.
Богдан тянется к ноутбуку, чтобы возобновить охоту на моего кузена-предателя.
— Прежде чем ты уйдешь, — кричит он мне вслед, не отрывая взгляда от экрана, — ты должен знать, что сегодня утром звонила мама.
— Ты сказал ей, что мы в Лондоне?
— Мне пришлось.
Я киваю. — Я позвоню ей позже.
— Тебе лучше, иначе придется адски расплачиваться. Даже большие, могущественные доны должны слушаться своих матерей.
Я ворчу и показываю ему палец.
— Отправляешься ужинать со своей новой невестой? — спрашивает он, качая бровями.
Я закатываю глаза. — Мне нужна информация от нее.
— Если это твоя история, — улыбается он. — Ты должен сказать маме, что у нее есть невестка.
— Она не знает.
— Я думаю, ты можешь запутаться в значении этого слова, брат.
— Меня ничего не смущает, — рычу я. — Все это фейк. Бред сивой кобылы. Аранжировка, не более того.
— Ммм. Как скажете, сэр.
— Ты невыносим. Ты знаешь, что это правильно?
Он широко улыбается. — Лучше всех.
12
ИСААК
Некоторое время я хожу по территории и размышляю, несмотря на дождь. Или, возможно, из-за этого. Я всегда предпочитаю Нью-Йорк, но есть что-то в унылости Лондона, которая мне подходит.
Когда приближается восемь, я захожу в свои личные покои, принимаю душ и переодеваюсь в белую рубашку на пуговицах и накрахмаленные черные брюки. Я застегиваю рукава до локтя и иду в столовую.
Я на пять минут раньше, но она уже там, когда я прихожу. Я замираю в дверях.
— Я так понимаю, тебе не понравилось платье?
На лице Ками нет макияжа, а ее волосы напоминают крысиное гнездо на макушке. Она одета в рваные джинсы, белую футболку без логотипа и пару пушистых розовых шлепанцев, за которые я даже не понял, что заплатил.
Она отворачивается от того места, где стоит у окна. — При других обстоятельствах все было бы в порядке, — говорит она. Ее глаза сверкают вызовом. — Но я не люблю, когда меня заставляют что-то делать.
Мой первый инстинкт — разозлиться. Но сразу же понимаю, что это неверный шаг.
Вероятно, она планировала это маленькое восстание с того момента, как я вышел из ее комнаты.
Она хочет, чтобы я разозлился, чтобы увидеть, как далеко она может меня завести.
— Посидим? — Я грациозно указываю на стол.
Она бесцеремонно плюхается на стул напротив меня и заправляет волосы за уши.
Понятно, что она изо всех сил старалась выглядеть как можно непривлекательнее, но усилия смехотворны.
Она по-прежнему самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
— Ты прекрасно выглядишь.
Она хмурится. — Ты слишком одет, — говорит она, глядя на мою белую пуговицу.
— Вино?
— Нет, спасибо, — резко говорит она.
Я все равно наливаю ей стакан. Мгновение спустя горничные вкатывают тележку с едой и начинают открывать серебряные блюдца. Одно за другим раскрываются блюда, и комната наполняется пикантными ароматами.
— Угощайся, — говорю я ей. Ее лицо горит от голода, хотя она и старается не протягивать мне руку.
Она пожимает плечами, как будто ей все равно. Затем она берет кусок баррамунди на гриле и поливает его соусом из сладкого чили. Я замечаю, как ее глаза пару раз мелькают в сторону вина, но ей удается сопротивляться.
Если это ее «сотрудничество», нам есть над чем поработать.
— У нас в поместье есть библиотека, — говорю я ей. — Ты можешь использовать ее, когда захочешь.
Она кивает.
— И сады занимают около акра. Так что там есть на что посмотреть.
Еще один кивок.
— Что-то не так?
Ее глаза останавливаются на моих. Меня встречает зеленый огонь. — О, ты имеешь в виду, кроме того факта, что я пленница этого ужасного дома и этого долбанного брака?
— Можешь уйти, — говорю я. — Только до тех пор, пока тебя сопровождаю я или мои люди.
— Тюремщики.
— Телохранители, — поправляюсь я.
— Ты ожидаешь, что я буду благодарна за то, что мне разрешено просматривать твои дурацкие книги и твои дурацкие сады? — язвительно спрашивает она. — Мне что, ползать у твоих ног и говорить: — Спасибо, господин Исаак; ты такой доброжелательный!? Что ж, извини, я не впечатлена.
— Позволь мне прояснить: мне плевать, впечатлена ты или нет.
Она вздрагивает в ответ на мой тон, но ей удается поддерживать пылающий огонь.
— Что ты сделал с Эриком?
— Маршал?
— Да, — практически шипит она на меня. — Маршал. — Я подавляю улыбку. — Он в порядке. Мы не причинили ему вреда.
— Мне понадобятся доказательства этого.
— В какой-то момент тебе придется доверять мне.
— Ты мечтаешь, если думаешь, что я когда-нибудь снова буду доверять другому мужчине всю свою жизнь.
Я склоняю голову набок. — Кажется, ты доверяешь Эрику.
— Эрик другой.
— Как же так?
— Он отец, которого у меня никогда не было, — выпаливает она. Сразу же после того, как она это сказала, сожаление омывает ее лицо, придавая ей мгновенный цвет. — Или, я имею в виду… я не это имела в виду.
— Что ты имела в виду?
Она смотрит на свою тарелку. — У меня есть отец, — говорит она. — И он был рядом всю мою жизнь. Он просто…
— Не такой отец тебе нужен, — говорю я, помогая ей.
Кажется, это звучит правильно. Она смотрит на меня и кивает.
— Конечно. Ага.
— Я кое-что об этом знаю.
— Кто бы мог подумать, что у тебя проблемы с отцом? — саркастически бурчит она.