Она совсем другая. Что-то, с чем я никогда раньше не сталкивался.
— Какого черта ты сейчас улыбаешься? — она давит. — Что-то смешное?
— Ты так и не ответила на вопрос, — говорю я, отвлекая разговор. — Почему ты согласилась выйти за Максима? Он не твой тип.
— О, и ты знаешь, какой у меня тип, не так ли?
— Не думаю, что мой ответ тебя удовлетворит.
Она стонет от разочарования и на мгновение запрокидывает голову, открывая мне свою шею. Черт возьми, что не так с этой женщиной? Я никогда не находил так много случайных частей женского тела настолько чертовски привлекательными.
— Он был очарователен, ясно? — в конце концов она фыркает. — Он был милым, щедрым, уверенным в себе и… и…
— Ты описываешь жениха или своего почтальона?
Она снова ощетинивается. — Что ты хочешь, чтобы я сказала?
— Что-то личное.
Она качает головой. — Мне жаль, что мои ответы тебя недостаточно удовлетворили, но…
— Ты его любишь? — резко прерываю я.
Она останавливается, как будто я только что задал ей невероятно навязчивый вопрос.
Я полагаю, что да.
— Это не твое гребаное дело.
— Это вопрос «да» или «нет».
— Это очень личное.
— И предельно прямолинейно. Ты любишь человека, за которого обещала выйти замуж, или нет?
— Почему тебя это вообще волнует? — требует она. — Какой смысл в этой ерунде с двадцатью вопросами?
— Мне просто любопытно, как я уже сказал.
— Как я отношусь к Алекс…
— Максим.
— …не твоя забота.
— Ты сказала ему, что участвуешь в Программе защиты свидетелей?
— По твоему мнению, он уже знал.
— Но ты не знала, что он знал. Ты доверила ему свою тайну?
— Да… в конце концов.
Я разочарован этим, и я, черт возьми, не знаю, почему. — Значит, ты ему доверяла.
— Он заслужил знать. По крайней мере, я думала, что он сделал то же самое. Так что да, я доверила ему эту часть своей жизни.
— И он доверил тебе свою жизнь?
— Он был очень занят. Встречи и командировки… Не то чтобы я сидела на… — Она резко обрывается, ее глаза расширяются от осознания. — Боже мой. — Она хлопает ладонью по столу. — Боже мой, вот о чем это. Тебе нужна информация от меня. Я чертовски глупая. Ты просто… — Она вынуждена остановиться, когда официанты возвращаются как раз с нашим следующим блюдом.
Мы молча смотрим друг на друга, пока они убирают наши недоеденные супы и заменяют их тушеной бараньей рулькой с жареным картофелем и карамелизированным луком.
В тот момент, когда они отступают, она продолжает с того места, на котором остановилась.
— Я должна была знать. Я должна была чертовски знать! Он хотел жениться на мне, чтобы прилепить его к тебе. И ты женился на мне, чтобы прилепить это к нему. Конечно, этот ужин не был предложением мира. Это была чертова манипуляция.
Я не собираюсь оскорблять ее интеллект, притворяясь, что это не так. Но я могу признаться хотя бы себе, что это еще не все.
Не то чтобы она когда-нибудь мне поверила, поэтому я и молчу.
— Во-первых, если Алекс действительно тот, за кого ты его выдаешь, то я его вообще никогда по-настоящему не знала, не так ли? Он устраивал шоу. Он играл персонажа. Так что, даже если я готова предоставить тебе информацию о нем, как ты можешь быть уверен, что она правдива?
— Я неплохо разбираюсь в характерах.
— Верно, конечно, — говорит она, всплескивая руками. — Я забыла. Ты бог среди смертных. У тебя нет слабостей. Ты человек, у которого есть план.
— Стоит быть готовым, — говорю я ей. — Однажды шесть лет назад меня застали врасплох, и я пообещал себе, что больше никогда не застану себя врасплох. Но, — добавляю я, наклоняясь ближе, — мне нужно было, чтобы Максим почувствовал то же, что и я в ту ночь, когда он забрал тебя. Я хотел, чтобы ему было больно.
Она качает головой. — Ты полагаешь, что он любит меня.
— Ты не веришь, что он знает?
— Как я могу больше? — возражает она. — Он просто использовал меня. И кто сказал, что я этого не заслуживаю?
Я хмурюсь. — Что ты имеешь в виду?
Ее щеки краснеют, и она тут же качает головой. — Ничего. Это не имеет значения. Забудь, что я что-то сказала.
Но в том-то и дело: я никогда не мог забыть ни одной вещи, которую она мне сказала.
Шесть лет спустя, а я до сих пор помню каждое слово.
Она рассеянно берет вилку и начинает протыкать нежную баранью рульку. Он легко разваливается, и она бескорыстно откусывает.
— Я знаю, что последние шесть лет не могли быть легкими для тебя, — говорю я.
Она смотрит на меня из-под ресниц, задумчиво жуя. Я не думаю, что смог бы оторвать взгляд от ее груди, если бы ее лицо не было таким чертовски красивым. На ней нет ни капли макияжа, и благодаря этому она выглядит еще более безупречной.
— Нет, — мягко говорит она. — Они не были.
— Я не хотел этого для тебя. Я никогда не собирался подходить к тебе той ночью.
— Каковы были твои намерения? — она спрашивает.
— Я уже говорил тебе: я не мог уйти.
Она вздыхает, глядя на свою тарелку, чтобы не смотреть на меня. — Знаешь, Исаак, я провела так много ночей, думая об этом ужине. Тот разговор. Все, что последовало за этим… — Я ожидаю, что она продолжит, но она этого не делает.
Она закрывает рот. Что бы она ни собиралась сказать, она никогда не сорвется с ее губ.
Это сводит меня с ума. Но я не собираюсь выбрасывать мысли из ее головы. По крайней мере, еще нет. Как бы сильно я этого не хотел.
— Прекрасный вид, — говорит она, глядя на реку с покорным вздохом.
Я киваю. — Это действительно так.
Но я не смотрю на реку.
Я смотрю на нее.
16
КАМИЛА
— Вам понравилась еда, мэм?
Метрдотель стоит между нами, сцепив руки и явно нервничая из-за моего вердикта.
— Еда была фантастической, — уверяю я его. — Честно говоря, одно из лучших блюд в моей жизни.
Его ответная улыбка одновременно облегчена и взволнована. — О, это прекрасно слышать, мэм. Спасибо. Большое спасибо.
Он отвешивает Исааку неловкий поклон и отступает, все время глядя на нас. Только оказавшись на тонком мостике, ведущем обратно в главный ресторан, он поворачивается, чтобы уйти.
— У тебя всегда так? — спрашиваю я Исаака, когда он уходит.
— Как?
— Люди лебезят перед тобой. Или дрожат от страха при мысли о том, что ты, возможно, не получил полного удовольствия в их заведении.
— Да, довольно много.
— Тебе хорошо?
Он поднимает брови, как будто его впервые просят подумать об этом. — Мне так не кажется.
Я хмурюсь. — Хорошо. Хорошо. Что заставляет тебя что-то чувствовать?»
Он ухмыляется. — Это допрос или психологическая экспертиза?
— Ты задал мне много вопросов, на которые не имеешь права, — замечаю я. — Справедливо, что я могу спросить несколько своих.
— Обычно я не забочусь о том, что справедливо.
— Почему я не удивлена?
— Знаешь, я понимаю, почему ты видишь во мне злодея. Но люди — это гораздо больше, чем просто что-то одно.
— Как философски с твоей стороны, — усмехаюсь я, не очень стараясь свести сарказм к минимуму.
Хотя, возможно, мне следует стараться больше. Если у меня есть хоть какой-то шанс получить от него то, что я хочу, то есть свободу, то это произойдет только в том случае, если я обуздаю свое негодование.