Это все так сложно, что у меня голова болит от одной мысли об этом.
И это далеко не конец.
— Ты собираешься рассказать мне, как все началось между тобой и Алек… э-э, Максим? — Я спрашиваю.
— Это началось задолго до нашего рождения, — объясняет Исаак. — С нашими отцами. Исключения делались, но вообще говоря, мантия Крестного Отца переходит от старшего сына к старшему сыну.
— Неудивительно, что ты считаешь себя королем.
Он ухмыляется. — Мой отец Виталий был младшим сыном, а дядя Яков — старшим. Так что Яков вступил во владение, когда умер мой дедушка.
Я наклоняюсь, сразу заинтригованная.
— За исключением того, что Яков не совсем подходил для роли дона. Он не был амбициозен, не был мотивирован. Он взял наследство, которое построил мой дед, и начал закладывать его даром. Он начал продавать нашим врагам и резко снижать мощность Воробьевых Братв. Он сделал нас уязвимыми. Слабыми. Мы были более уязвимы для нападения, потому что наши враги начали рассматривать нашу семью как легкую мишень. Репутация, которую мы так усердно создавали, разваливалась.
— Что-то случилось?
— У нас было много врагов за пределами Братвы. Но под руководством Якова мы тоже начали наживать врагов в своих рядах. А потом Яков начал болеть. Его диагноз был расплывчатым. Сложным. Через несколько месяцев он умер, кашляя кровью в собственной постели.
— А твой отец стал доном, — полагаю я.
—Да. Он восстановил Воробьевы братвы и восстановил нашу репутацию.
— Он был безжалостным человеком, я так понимаю? — спрашиваю я, глядя на изуродованную руку Исаака. Я не вижу шрамов под его рубашкой с длинными рукавами, но сомневаюсь, что когда-нибудь смогу их забыть.
— Он был таким, каким должен быть дон, — отвечает Исаак. — Нравится тебе это или нет, но все согласились, что это было эффективно. Все, кроме Светланы.
— Светлана?
— Вдова моего дяди. Мама Максима.
— Ох.
— После смерти Якова она забрала Максима, и они уехали из Нью-Йорка. Отец подарил им особняк в Мичигане, а также выплачивал Светлане щедрую ежемесячную стипендию. Она держалась на расстоянии, но всегда утверждала, что это мой отец убил Якова.
Я поднимаю брови. — А он?
Глаза Исаака на секунду становятся холодными, и я понимаю, что задала неправильный вопрос.
Но я отказываюсь принять его обратно.
— Конечно, нет. Мой отец не был идеальным человеком. Но верность была единственной его чертой. Он внушил нам с братом важность верности, когда мы были еще мальчишками. Возможно, он не соглашался с моим дядей, возможно, даже не уважал его. Но пока Яков был жив, он был доном моего отца. Он бы никогда не выступил против него.
Я вижу уверенность в его глазах, абсолютное отсутствие сомнений. И я тоже не могу в это не поверить.
— Возможно, Якова отравили, — допускает Исаак. — Но если так, то это сделал не мой отец. Однако Светлана в это не поверила. И когда она забрала Максима, она забила ему голову такой же ложью.
— Значит, он считает, что ты забрал его право по рождению? — Я говорю.
— Это именно то, во что он верит, — говорит Исаак. — И у него есть сторонники, которые поддерживают это мнение.
— А ты не мог просто, я не знаю… все с ним обговорить? Объяснить, что твой отец никогда не мог убить своего брата?
— Я пытался, — признается Исаак. — Но Максим одним ходом лишил все шансы на примирение.
Я напрягаюсь. — Что он делал?
— Он убил моего отца.
Я смотрю на него в шоке. — Он убил собственного дядю?
— Нет лично, он слишком труслив для этого. Он поручил одному из своих приспешников сделать грязную работу.
— А ты уверен, что Максим отдал приказ? — Я спрашиваю.
— Мой отец умер так же, как мой дядя, — отвечает он. — Я уверен.
Я сажусь и делаю глубокий вдох. — Это… много информации.
Он ухмыляется. — Не говори, что я никогда не делился с тобой.
После ночи отказа сделать это, я наконец сдаюсь и растворяюсь в этой улыбке. Это слишком легко сделать. Как засыпание. В один момент я бушую против этого, клянусь, что Исаак Воробьев никогда не проникнет ни в мою голову, ни в мое сердце. В следующий раз я почти улыбнусь в ответ и скажу с этой улыбкой что-то, чего не могу позволить себе сказать.
К счастью, я спохватываюсь в последнюю секунду.
— Уже поздно, — резко говорю я. —Мы должны идти.
Он не спорит, вставая на ноги. Я пытаюсь поправить платье, но в тот момент, когда я одергиваю подол, открывается слишком больше груди, а в тот момент, когда я тяну за вырез, открываются слишком больше ног.
— Будь ты проклят за это платье, — говорю я ему, пока мы идем к выходу.
— Это платье было лучшим решением, которое я принял за долгое время.
Я опускаю голову, чтобы Исаак не видел румянца на моих щеках, когда мы садимся в машину, которая тормозит перед нами на холостом ходу.
У меня все еще кружится голова от всего, что он мне только что сказал. Убийство, яд и наследство — все это так странно, так нереально и так реально одновременно. Он действительно имеет это в виду, когда говорит, что его мир не похож на мой.
Я снова и снова перебираю детали. Я так увлеклась историей, что даже не понимаю, где мы находимся, пока мы не останавливаемся на открытом асфальте.
— Где мы, черт возьми?
— Я подумал, что подарю тебе новый взгляд на мой мир, — говорит Исаак, вылезая из кабриолета. — Ну давай же.
Я сбита с толку, пока не вылезаю из машины и не замечаю черный вертолет, стоящий посреди круглой вертолетной площадки.
— Боже мой… — Исаак смотрит на меня и стреляет в меня греховной улыбкой. — Ты не боишься высоты, не так ли?
— Мы влезем в эту штуку?
— Это идея, вообще говоря.
Вертолетные вертолеты начинают вращаться, и силы ветра, который он создает, достаточно, чтобы отбросить меня назад. Прямо в объятия Исаака.
— Боже. Извини… — Он схватил меня, защищая.
—Не проблема.
Я вынуждена заколоть подол своего платья, чтобы не засветить весь Лондон, так что я не могу оттолкнуть его руки от себя.
И это не похоже на то, что я очень мотивирована.
Он ведет меня к вертолету, опустив голову. Все это время я чувствую, как его рука обнимает меня за талию.
— Залезай! —Ему приходится кричать, чтобы его услышали сквозь звук вертолета.
Я вхожу с его помощью, и он прыгает сразу после меня.
В кабине сидит только один человек. Он поворачивается к Исааку, когда мы карабкаемся дальше, и показывает ему большой палец вверх. Исаак кивает, между ними проносится искра общения, и через секунду пилот выпрыгивает из вертолета.
— Сейчас подожди! — Я протестую. —Куда он идет? Что происходит?
Исаак посмеивается, занимает покинутое место пилота и похлопывает по сиденью второго пилота рядом с собой. — Сядись и пристегни ремень безопасности.
— Исаак, пилот спрыгнул с корабля!
— Нет, не ушол, — отвечает он. — Он здесь.
Я смотрю на него с открытым ртом на секунду. — Ты собираешься летать на этой штуке? Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь.
— Сколько раз тебе говорить, kiska? Я никогда не шучу.
— Значит, помимо того, что ты дон Братвы, у тебя еще и лицензия пилота. О Боже, у тебя есть лицензия пилота, не так ли? Ты не подкупал кого-то, чтобы тот дал тебе поддельный или…