— Исаак… — предупреждает она.
Мой член напрягается в штанах. Если бы она только знала, как сильно она меня раздражает своими сверкающими зелеными глазами. Как львица на охоте.
— Ладно, — усмехаюсь я. — Мы будем придерживаться повестки дня.
— Так ты собираешься на встречу?
— Да. Мы уже определились со временем и местом.
— Подожди, когда это происходит?
— Этим вечером.
— Этим вечером? Это… быстро.
— Ни один из нас не хочет давать другому возможность планировать.
— И ты идешь один?
— Как и он.
Она смотрит вперед, на пруд с карпами, окаймленный пышными раскидистыми лозами плюща.
— Могу ли я попросить тебя об одолжении?
— Конечно.
— Могу я пойти с тобой?
Я замираю. — Что?
— Я хочу пойти с тобой, когда ты встретишься с Максимом сегодня вечером.
— Почему?
— Я… мне нужно его увидеть. Поговорить с ним.
И именно так я чувствую, как существующий мир между нами рушится. Она работала над этой просьбой всю эту чёртову беседу?
Я вспоминаю, прочесывая каждое предложение, каждый ответ. Это была часовая манипуляция. И я попался на крючок, леску и грузило, как чертов дурак.
— Исаак?
Я взрываюсь с места и вскакиваю на ноги. Ками просто моргает, явно пораженная моей реакцией. Я бросаю грязную рубашку на землю и поворачиваюсь к ней лицом.
— Послушай, — говорит она, — я знаю, как ты к нему относишься, но…
— Но что? — Я требую. — Но что, Ками? Тебе нужно поговорить с ним? Тебе нужно быть с ним?
Она отшатывается. — Ты понимаешь, что с тех пор, как ты рассказал мне, кто он на самом деле, я не сказала ему ни слова? Он мне ни слова не сказал?
— Как давно ты планировала спросить меня об этом?
Ее брови сведены вместе. — Планировалщ? Я не…
— Не ври мне, черт возьми, — рычу я. — Ты и так на тонком льду.
— Не говори со мной, как с ребенком.
— Ты ребенок, если думаешь, что разговор с Максимом что-то решит.
— И ты придурок, если считаешь, что мне не нужно закрытие.
— Закрытие? — Повторяю, ошеломленный. — Это то, о чем ты утверждаешь? Черт возьми, по крайней мере, приложи немного усилий к своей лжи.
Я подталкиваю ее к спору, которого она хотела избежать, но мне плевать. У нас это сейчас выходит. Однажды и на всегда.
— Я утверждаю это, потому что это правда. Не то чтобы я должна тебе объяснять.
— Почему бы мне не поверить, что это просто предлог, чтобы воссоединиться с ним?
— Что, если это так? — требует она. Она вскакивает на ноги. — Что, если ты злодей, а он хороший парень, а? Что, если ты тот, кто полон дерьма, а он был честен с самого начала?
— Что, если и в самом деле, — бормочу я опасно. Я сужаю глаза. — Скажи мне: весь тот спектакль, который ты только что устроила… было ли это просто способом манипулировать мной?
Она хмурится в замешательстве. — Какой спектакль?
— О, ты знаешь, — протягиваю я. — Перемотай на пятнадцать минут назад, когда ты умоляла меня трахнуть тебя, пока ты не кончила на мой член.
Ее глаза расширяются от шока. Но это быстро сменяется гневом. Горячий, жгучий гнев, такой глубокий, что костяшки пальцев белеют, когда она сжимает руки в кулаки.
— Ты засранец, — выплевывает она, ее эмоции превращают слова в рыдание. — Ты чертов мудак.
— О, повзрослей, Камила, — говорю я, вонзая нож. — Теперь все это имеет смысл.
Ее гнев корчится на ее лице. Я жду пощечины. Я готов к этому. Но вместо этого я получаю… Слезы?
Это не правильно. Маленькая kiska такая хорошая актриса? Или я недооценил вещи?
— Скажи мне, что ты шутишь. Ты действительно думаешь, что единственная причина, по которой я только что переспала с тобой, — это заставить тебя согласиться на это?
Я отвечаю на вопрос молчанием.
Она качает головой, сдерживая яростный всхлип. Ее зеленые глаза стали цвета мха. Они замаскированы пеленой слез, которые только сейчас начинают падать.
Она кусает губу и поворачивается ко мне спиной. Затем она начинает штурмовать поместье.
И хотя я хочу пойти за ней… Я остаюсь как вкопанный
30
ИСААК
— Ты в порядке?
Я посылаю Лахлану пронзительный взгляд. — Есть причина, по которой ты спрашиваешь?
— Я просто обеспокоен, Исаак, — продолжает он совершенно равнодушно. — Ты собираешься безоружным идти на встречу со своим мстительным кузеном, который определенно хочет твоей смерти. Ты просто выглядишь немного… рассеянным, учитывая обстоятельства.
Это справедливый вопрос, но я все равно возмущаюсь.
— Когда меня хоть раз отвлекали от чертовой работы? — Я щелкаю. — Когда я провалил миссию?
— Все бывает в первый раз.
— Лахлан, — говорит Богдан, входя в офис в бронежилете. — Если он говорит, что с ним все в порядке, значит, все в порядке.
Я отворачиваюсь от них обоих и натягиваю свой жилет. На столе лежат два пистолета и нож, но я игнорирую их.
— Ты можешь легко спрятать нож, — говорит Богдан, указывая на стол.
— Нет. Я не нарушу своего слова.
— Это ужасно благородно, — с покорным вздохом говорит Богдан. — Но умно ли это?
Я сердито смотрю на него, зная, что оба мужчины внимательно изучают каждое мое движение.
— Я знаю, что я делаю. Не могли бы вы двое перестать вести себя так, как будто это мой первый рабочий день?
Ни один из них не отвечает.
Я киваю, удовлетворенный. — Хорошо. Итак, насколько велик контингент?
— Включая нас двоих, всего двенадцать человек.
— Вырежьте пять из них. Я хочу не больше семи.
— Но…
— Никаких чертовых но. Это приказ, — рычу я на Лахлана. — Иди и выгони пятерых мужчин из машины поддержки. Сейчас. Мне плевать, кого ты выберешь.
Лахлан коротко кивает мне и направляется к двери.
— Перестань так на меня смотреть, — говорю я Богдану, когда мы остаемся одни в моем кабинете.
— Sobrat, сначала тебе нужно выкинуть ее из головы.
Я отворачиваюсь от него и тереблю лямки своего жилета. — Она не в моей голове.
— Как ты думаешь, с кем ты разговариваешь? — спрашивает Богдан. — Я твой брат. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. А еще я знаю, что ты только что был с ней в саду.
Я бросаю на него испуганный взгляд.
Он ухмыляется, как волк в курятнике. — Не волнуйся, я вернулся внутрь, когда вы начали сдирать друг с друга одежду.
— Blyat’.
Богдан улыбается. — Счастливый ублюдок.
Я закатываю глаза. — Мне нужно было… отвлечься.
— Что тебе было нужно, так это спальня, дорогой брат. Но да, отвлечение имеет смысл. Похоже, ей нужно то же самое.
Его слова напоминают мне о битве, которая привела меня сюда раньше, чем я ожидал. Она до сих пор играет снова и снова в моей голове.
— Богдан, это дело об отце…
— Мама не стала бы лгать о таком большом деле.
Я морщусь. — Я верю ей. Это чертова проблема.
— Это отстой, ясно? — говорит Богдан. — Это чертовски отстой. Он был проклятым лицемером и лгал нам всю нашу жизнь. Но на самом деле это ничего не меняет.
— Нет, — соглашаюсь я. — Не меняет.
— Максим не может быть лидером Воробьевых Братв. Ты у руля с тех пор, как отец заболел. Ты был тем, кто привел нас к новым высотам. Если Максим возьмется за вожжи, он загонит эту Братву на землю, как это сделал его отец. И мы не можем этого допустить.