«Мы посадим тебя на автобус до Лос-Анджелеса. Ты сможешь начать все сначала».
«Я буду совсем одна».
«Все будет хорошо». Я не был уверен, что так и будет, но говорить ей об этом было бессмысленно. «Просто будь осторожна там. И выбирай парней получше».
«Кевин-Кит умер за меня. Я всегда буду любить этого парня».
Господи. Я не знал, как ответить на этот вопрос, а кровать выглядела так хорошо, что я боялся, если мы не уйдем, я лягу, и на этом все закончится.
«А вы с Крэшем, ребята, спасли мне жизнь», — сказала Молли. «Правда?»
«Нам пора идти, малыш».
«Я тебя тоже не забуду».
Свободной рукой я осторожно взял ее за руку и поднял на ноги. «Ты забудешь нас, как только сядешь в автобус, Молли. Ты забудешь все это. Ты никогда не будешь говорить об этом и никогда не вернешься сюда. Скажи мне, что ты понимаешь».
«Я понимаю». Она сглотнула так сильно, что это было слышно. «Спасибо за…»
«Не благодари меня. Пожалуйста.» В тот момент она показалась мне такой чертовски юной. Потерянный и выброшенный ребенок, которого я ничего не мог сделать, чтобы спасти, не надолго. Я был так же бесполезен, как она была обречена. «Просто собери свои вещи. Нам нужно идти. Ключ оставь на кровати».
С глазами, полными слез, она сделала то, что я ей сказал.
Примерно через десять минут я оставил Молли на автобусной станции в центре города. Там было пустынно и тихо. У нее были деньги на билет, и она пообещала мне, что уедет из города на самом раннем автобусе. Она настояла на том, чтобы обнять меня на прощание и поблагодарить за деньги, которые мы ей дали, и, несмотря на чувство вины, я позволил ей это сделать.
Когда я видел ее в последний раз, она сидела на пластиковом стуле, прикрученном к полу, как всегда потерянная, одна на старой автобусной станции в ранние утренние часы.
Когда я думаю о ней в эти дни, я вспоминаю, как она робко помахала мне рукой с другого конца станции, когда я стоял в дверях, ведущих на парковку. Больше я ее не слышал и не видел, и не знаю, что с ней стало. Мне хочется думать, что у нее все хорошо, она живет в Калифорнии под солнцем с кем-то, кто любит ее и достоин ее любви. Мне нравится представлять, что она уже далеко не та потерянная, испуганная и опустошенная девочка, которой она была в том старом пластиковом кресле. Я стараюсь представить ее счастливой.
Иногда мне это даже удается.
Глава 27
Подойдя к машине, я включил телефон. Оповещения стали приходить одно за другим. Адель оставила еще кучу сообщений и смс. Сказать, что она была в бешенстве, значит не дать полной картины, но, скажем так, она была далеко не в том состоянии, которое можно было бы назвать радостным. В последнем сообщении она сообщила мне, что больше нет причин ехать за ней в HEADLIGHTS, потому что она так долго ждала, что в конце концов согласилась на поездку домой с менеджером. Она также не преминула сказать мне, чтобы я пошел в жопу, причем самыми креативными способами, которые я когда-либо слышал.
Вместо того чтобы тратить время на звонки или смс, я сел в машину и отправился в ее бунгало. Надеюсь, искренние извинения с моей стороны и сочувствие с ее позволят мне получить помилование, потому что мне нужно было убраться с дороги, принять душ и поспать лет сто или около того.
Когда я подъехал к дому, было уже несколько минут после четырех утра. В ее маленьком коттедже было темно, но свет горел, и она сидела на ступеньках и сердито курила сигарету. Она переоделась из рабочей одежды в светлый халат, под которым, казалось, не было ничего, кроме нее самой.
Мне все еще было очень больно, и движение только усиливало боль, поэтому, выйдя из машины и хромая к Адель, я не стал подливать масла в огонь. Для пущей убедительности и чтобы предотвратить случайные струйки крови, стекающие по лицу, я продолжал прижимать к ране бумажное полотенце. Я полагал, что одна лишь эстетика позволит мне получить несколько очков сострадания, но на всякий случай перестраховался и встал в нескольких футах от нее, вне пределов досягаемости. В том состоянии, в котором я находился, я никак не мог ее обогнать.
Адель продолжала тянуться к сигарете, словно пытаясь причинить ей боль, и выдыхала дым из ноздрей, как сексуальный маленький разъяренный дракон. Через мгновение она протянула руку.
Я бросил ей брелок.
Она поймала его и сделала еще одну сердитую затяжку.
«Мне очень жаль», — сказал я. «Я пытался…»
«Да иди в задницу, Санни».
«Все в порядке, я так и думал, но ты не поймешь».
«О, я понимаю. Я прекрасно понимаю».
«У меня была очень плохая ночь».