Ужин мой состоял из бутылки магазинного красного вина — весьма неплохого, — свиного окорока, сыра, хлеба ещё свежего (купил в Костроме). Ну и так, по мелочи: огурчики, яблоко, немного пряников…
Тимоху к себе не зову — тот всё же как бы «за рулём». А вот с Ольгой можно и выпить: вдвоём всё веселее будет. Достаю из саквояжа второй бокал.
— Как дорогу перенесла? — участливо спрашиваю гостью. — Ты чего такая бледная?
— Плохо себя чувствую, — вздохнула женщина.
— Не захворала ли, часом, милая? Температура есть? — запереживал я. Не дай бог инфекцию какую в дороге подхватила!
— Жара нет… Чудной ты, Лёша, заботливый, — улыбнулась Ольга, заподозрив меня в переживании за её здоровье.
Мне даже стыдно стало немного — я-то за себя беспокоюсь. Ведь едем в одной карете, а инфекций я дюже как боюсь: тиф, холера или какая-нибудь другая опасная зараза сейчас практически не лечится. Ну разве что молитвами.
— Нет, просто нездоровится немного. Бывает такое у женщин.
— Надо чего? Воды, может, горячей велеть принести?
— Уже справилась со своей бедой. Но вот если бы я лицом вперёд ехала…
Ну да, я-то сижу один на лавке в карете, так мне свободнее, а они с Володей — спиной по ходу движения. Но я барин, и потом — мне смотреть в окно интересно. Однако, раз даме легче будет по-другому, то пусть. Да и ничего нового, чего бы я сегодня уже не видел, думаю, не увижу.
— Отчего нет⁈ Садись со мной. Или знаешь что — вообще одна сзади сиди. Даже полежать можешь.
— Спасибо за заботу! — искренне благодарит Ольга. — Почитать тебе что-нибудь?
— Что там принесла?.. Стихи? Пожалуй, откажусь… Не люблю я поэзию.
— Зря, в обществе сейчас это модно. Вот Пушкина все хвалят… «Бахчисарайский фонтан» у него неплох, и «Кавказский пленник»…
— Читал-читал. Ещё «Руслан и Людмила», «Евгений Онегин», — подхватил я, желая показать свою образованность. Надо же произвести на даму впечатление!
— Первое читала, а вот второе… Это из нового? — оживилась Ольга, и от болезненности на её лице не осталось и следа — только живой интерес.
— Э… вроде, да — новая вещь, — забормотал я.
Да по-моему ещё при Александре первые главы этого произведения выходили… если я, конечно, не забыл уроки литературы!
Декламирую по памяти начало:
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог…
— Не слышала, — огорчилась Ольга и даже слегка разочарованно поджала губы. — Ну ничего, приеду в Москву… Есть у меня одна подруга — большая поклонница стихов. Она-то уж точно все их знает. А так как в деньгах не стеснена, то, может, и есть у неё эта вещь.
«Вещь» было сказано с придыханием. Оля-то, оказывается, стихи любит! А раз так, решаю немного похулиганить…
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим.
— Бог ты мой… Какой слог! — глаза у Ольги заблестели, как у барышни при виде какой-нибудь драгоценности. — Это тоже он? Тоже новое?
— Как знать, как знать… — загадочно улыбаюсь я.
— Барин, а мне ужин? — в мою комнату почти без стука (так, стукнулся пару раз, но ответа ждать не стал) ввалился — иного слова не подберёшь — Тимоха.
— Ты пошто не стучишься? — недовольно смотрю на конюха.
— Правильно сказать будет — «почему», — по-учительски, но мягко поправила меня Оля. — А вы, извольте, выйти и ждать приглашения.
— Да шут с ним, пусть не выходит. В Москве розог всыплю ему — и все дела! А ужин свой проси в трактире — за тебя заплачено. Ты, я видел, всю дорогу что-то грыз, — ворчу я и делаю рукой жест: мол, выметайся из номера, ты тут лишний.
Понятливый Тимоха сваливает, бросив напоследок завистливый взгляд на наш столик.
А нам и самим мало, хоть бутылка и на полчетверти — а это полтора литра. Но я это вино пил уже раньше — слабенькое оно, почти компот.
Впрочем, хватило. Ольга большого опыта в пьянстве не имеет, а у меня тело теперь другой комплекции — весом поменьше.