— Лексей, ежели желаешь — вот портовый рынок. Ближе подъезжать не стоит — толкаться будем, — сказал Владимир, останавливая карету.
— Со мной кто? — оглядываю я попутчиков.
— Я тут посижу. Нехорошо мне до сих пор, заодно за вещами присмотрю, — отказывается Владимир.
— А я, пожалуй, схожу. Но не на рынок. Вон там, — Ольга кивнула на богатый домик с нарядной вывеской, — лавка купца Волгина есть.
— То Константина Фёдоровича лавка. Известный купец, ратман городового магистрата. А Волгин-сын теперь бургомистр, — дал короткую справку Владимир. Говорит глухо, почти шепотом: вижу, и вправду нездоровится ему.
— Ратман какой-то… Растаман, — бормочет Тимоха себе под нос, шагая рядом со мной к рынку.
Для меня это слово тоже новое. Но по контексту понятно — что-то вроде депутата городской думы, если по-нашему. Короче, местная элита.
Сначала завернули на свежерыбный ряд. Там, у прилавков, какая-то разгорячённая баба охотно принялась нас поучать: настоящую рыбу, мол, надо в садках на Которосли брать — живая она там, шевелится. Но возвращаться не хотелось, да и времени жаль, так что купили только икорки: чёрной, зернистой, и красной, что помельче, но тоже отменной.
Потом прогулялись и по другим рядам. В одной лавке, где громоздились тюки материй с мануфактур, Тимоха зацепился языком с купцом-армянином. Мужик лет сорока в бархатном бешмете и с кольцами на пальцах, сперва поглядывал на моего ару с презрительной скукой, но довольно скоро взгляд у него сменился на заинтересованный. О чём они болтали — не понял: армянского я не разумею.
— Чаю отведать не желаете? — вежливо, но с достоинством поклонился в мою сторону торгаш-армянин. — Позвольте представиться: купец второй гильдии Сурен Тарханян. Торгую шелком.
— Э… Отчего нет? Алексей Алексеевич, дворянин Костромской губернии, — бодро отрапортовал я, не называя, как обычно, своей фамилии. Она по названию села и довольно смешная… Или село моё названо по владельцу? Шут его знает.
Торговые ряды здесь имели свою особенность: за прилавком, за которым стояла пара дюжих продавцов — товар, надо сказать, не из дешевых — скрывалась низкая дверца, и нырнув в неё, мы оказались… в маленькой Армении посреди Ярославля!
Деревянный пол с красивым, но уже порядком истоптанным ковром сразу говорил о достатке. Две низкие кушетки у стены, между ними — столик. Вроде бы местный, но резьба на нём искусная. А вот прочий декор точно не славянский. Подушки, набитые шерстью, полотенца с вышивкой на стенах, медная (или латунная?) посуда с орнаментом, красивые чашки и, конечно, угол с иконами. Богато, тепло, немного не по-нашему — но уютно.
Чем это ара так заинтересовал хозяина? И расспрашивать неудобно, понимаю — сейчас и так расскажут, раз уж хоровац — это такое национальное блюдо — принесла тихая армянская старушка в чёрном одеянии. Я знаю это угощение, бывал у армян в гостях. В будущем, конечно. Армяне — народ щедрый, эмоциональный, но если уж угощают этим блюдом — значит, ты им чем-то особенно интересен. Или полезен.
А ещё на столе имелись орехи, сладости, сушёные фрукты. И даже свежие: черешня, абрикосы, персики, зелёный виноград. Господи, как я соскучился по нормальным фруктам! В моём имении ведь такого не растёт. Надо будет на рынке посмотреть — наверняка есть здесь и фруктовый ряд.
Сразу переходить к делам никто не спешит. Обменялись мнениями о погоде, о декабристах, о ценах на различные товары. Я не стал делать секрета, что желаю учиться в Москве и еду смотреть недавно приобретенный домик.
— Продай мне своего кучера, — вдруг предлагает Сурен.
Оглядываюсь на Тимоху. К столу его, разумеется, не пригласили, но сунули чашку чаю и кусок рыбного пирога. А ведь поел он совсем недавно. Вижу: слова купца застали ару врасплох. Тот даже пирог чуть не выронил из рук — а с едой у Тимохи такое в принципе редко случается. Всё, что попадает в руки, исчезает в нём, как в атомном реакторе.
Спрашивать, хочет ли он сменить хозяина, я не буду. И так знаю — не хочет. Я ему вольную уже предлагал. Ни в какую!
Поэтому отвечаю сразу, без этих модных в нынешние времена, важных, задумчивых пауз:
— С детства мы вместе, росли, учились… Друзья-закадыки, в общем, — напропалую вру, ибо Сурен всё равно никак проверить не сможет.
— Вот он отчего такой бойкий, — досадливо теребит бороду купец.
— А чем приглянулся он тебе? Язык, что ли, знает? Так был у меня армянин-крепостной, учил его. Я-то на другие языки налегал, а Тимоха — вон как наловчился. Так это не великое достоинство — поди, у вас в Ереване таких пруд пруди, — всё-таки не утерпел я, любопытствуя.