— Если бы я хотел это сделать, то не преминул бы воспользоваться случаем. А так мне самому очень важно разобраться во всём том, что произошло, — я с трудом сдерживался, потому как даже не понимал, что именно мне может предложить сейчас Молчанов. — И что же дальше? После того, как я даю вам слово никуда не сбежать?
Яков Андреевич Молчанов замялся, явно не до конца понимая, что именно ему нужно сделать. Кажется, само то, что я никуда не бегаю и хочу во всём разобраться, а также собственное ранение сильно выбивало из привычной колеи земского исправника. Или, привыкший быть ведомым, Молчанов просто не умеет принимать решения?
— Беги к вдове Кулагиной и возьми с неё объяснение, как и что случилось, — нашёлся Молчанов.
— Я попрошу вас, господин земский исправник, уведомить его превосходительство губернатора о том, что именно произошло. И пусть ваш посыльный передаст, что ещё можно остановить бумаги, которые направляются в Третье Отделение и в Правительствующий Сенат, — потребовал я от Молчанова.
Я будто наяву видел, как мог скривиться губернатор Фабр, у которого и так сидит сейчас на шее с удавкой ревизор, а тут ещё я со своими проблемами и трудностями и шантажирую отсылкой документов в Сенат и в страшное Третье Отделение. Однако, если губернатор не навёл порядок ранее, то я ему в этом помогу. Ну, а будет здесь при этом сидеть губернатор Фабр или кто-либо другой, это уже вторично.
Мы же сидели в управлении, и Молчанов полностью оправдывал свою фамилию. Он отводил взгляд и просто молчал. Я уже попробовал его натолкнуть на мысль, что нужно бы не только ему, но и мне увидеть место преступления тоже, что, весьма вероятно, я смогу каким-либо образом помочь в расследовании. Но Молчанов не только молчал, но и не слышал.
Тот мирок, в котором жил земский исправник, вдруг рухнул. Нет Кулагина, покровителя и хозяина, есть только его труп, с которым ещё непонятно, что нужно делать. Если бы какие-то разбойники убили Кулагина, то всё ясно. Если бы именно я был взят на месте преступления, так тоже проблем бы особо не возникло — обвинить, судить, казнить. Но была записка, суть которой Молчанов мне так и не поведал. И больше, ну кроме предполагаемого мотива, ничего не указывало на меня, как на убийцу. Я так подозреваю, что записка эта смущает даже самого земского исправника, и ему очень хочется, чтобы из всей это проклятой кутерьмы его кто-то вызволил. Вот сидит, молчит, вздохи сдерживает.
Мы просидели ещё с полчаса, когда в полицейское управление, словно вихрь, ворвался Яков Андреевич Фабр.
— Что произошло? Почему до сих пор нет доклада? — сразу наехал на своего тёзку губернатор. — Черти что творится. И всему имя — Шабарин!
Несмотря на ранение, Молчанов резко поднялся, комично выставил свой живот вперёд, словно это не живот, а грудь колесом, и он бравый удалой офицер, а не толстый чиновник.
— Потрудитесь, господин Шабарин, объясниться, что это за войну вы устроили в центре города? — потребовал Фабр.
— На меня, — как можно твёрже начал я — мол, очнитесь, господин начальник всего здесь, — совершено вооружённое нападение группой установленных лиц. Это были исполнители, нанятые убитым ночью вице-губернатором Кулагиным. На служащего вашего, почившего Андрея Васильевича Кулагина, я имею множество сведений о преступной деятельности, — здесь я сделал небольшую паузу, чтобы проследить за реакцией Фабра.
Губернатор имел запоминающееся лицо, с выдающимися, даже, наверное, болезненными на вид глазами. Они у него были вечно будто выпучены. А сейчас же и вовсе казалось, что глазные яблоки губернатора вот-вот выпадут из глазниц.
— Так то, что сказал посыльный о том, что некие бумаги уже направляются в Правительствующий Сенат и в Третье Отделение его Императорского Величества… Это правда? — выкрикнул, казалось, всегда сдержанный губернатор.
— Одно ваше слово, и я повелю своим людям нагнать вестовых и придержать эти бумаги до выяснения обстоятельств, — сказал я и не отвёл свой взгляд от грозных очей губернатора.
Сам виноват, что развёл здесь такую клоаку. Однако я не собирался сейчас действовать так резко. Если сейчас Кулагин мёртв, то зачем ворошить его дело в публичном пространстве? Можно же всё тихо, тайно решить: посадить тех, кто достоин сидеть, уволить всех, кто не соответствует своей должности.
— Где же те, кто на вас напал? — чуть сбавив тон, спрашивал губернатор. — И мне нужны эти бумаги, о которых вы так громогласно заявляете всей губернской общественности.