— Господин Шабарин, вы признаёте за собой вину, что подвигли господина Зарипова убить вашего обидчика господина Кулагина? — спрашивал Дмитрий Иванович Климов.
Это уже было нарушением протокола, так как Климов не мог ни давить на суд, ни принимать в нем участие — кроме как свидетелем, которому другие люди задавали бы вопросы.
— Ни в коем случае! Более того, и обвиняю вас, господин Климов, что вы преднамеренно искажаете обстоятельства дела, занимаетесь подлогом документов, нарушаете закон. Вас тут не должно быть, — сказал я, а кто-то из присутствующих даже захлопал в ладоши.
Более пятнадцати человек пришли поглазеть на этот спектакль.
Пока Климов пребывал в негодовании, словно индюк, надувая щеки, я мог бы сказать ещё и другое: он и вовсе здесь не должен присутствовать, так как его кандидатура ещё никаким образом не согласована, и Климов является просто сторонним человеком.
Если бы нынешним людям было понятно определение «рейдерский захват», то именно так я теперь мог бы охарактеризовать то, что творится в губернии. По сути, всё так и было. Я теперь шёл ва-банк, то же самое делал и Климов. Ведь он рисковал абсолютно всем: и собственной репутацией, и честью, и статусом, и положением. Не будь дураками, жандармерия стояла бы только лишь в сторонке, стараясь дёргать за ниточки своих кукол. Арлекина-Климова.
— Господин губернский полицмейстер, — Климов обратился к Марницкому. — Прикажите вывести из зала суда всех посторонних лиц!
Вот он — момент истины! Если Фёдор Иванович Марницкий окажется всё-таки не на моей стороне, несмотря на то, что я писал ему ещё и в письме, переданном после встречи, то придётся намного хуже. Я уже почти не сомневался, что всё сегодня кончится моим арестом отправкой по этапу. Кому за меня заступаться? Просто после этого у одной политической силы, Третьего отделения, станет чуть-чуть слабее договорная позиция. Не более того. И никто не будет меня возвращать даже с каторги, если я и вовсе до неё доберусь. На месте моих обидчиков я бы сочинил что-то вроде расстрела при попытке к бегству.
— Господин Хвастовский, госпожа Шварцберг и другие — это свидетели по делу. Так что, увы, они должны оставаться, — сказал Марницкий, при этом выдерживая строгий взгляд Климова.
А неплохо! Фёдор Иванович не отказался от того, чтобы оставаться в моих друзьях, при этом, сказал всё так, что это ещё можно повернуть и иначе. Марницкий не назвал весь этот суд судилищем, не призвал никого перестать оскорблять правосудие, обвиняя голословно. Он даже не возмутился тем, что тут командует Климов.
Я в этом Марницкого не осуждаю. Даже для меня, уже достаточно прожжённого человека, который имеет на руках некоторые козыри — и то до конца не было понятно, на что именно рассчитывали жандармы. Когда люди действуют вот так: открыто, решительно, всегда думаешь, что у них-то наверняка хватает козырей в рукаве.
Третье Отделение сильно поспешило назвать меня преступником и перекрутить дело об убийстве вице-губернатора таким образом, что в убийцах всё-таки был я. Вернее, выставили заказчиком убийства, так как Зарипов вину свою ранее признал, и вот от этих обвинений как раз-таки он не отказывался. Нет, заново волокитой с допросами и доказательствами они заниматься не хотели И в газете уже было написано признание Зарипова.
— Должен ли суд заслушать все свидетельские показания? Ознакомиться со всеми бумагами, что могут быть причастны к обвинению? — спросил я.
Горюнов посмотрел на Климова, после боязливо кивнул головой в согласии.
— Да, мы ознакомимся, — нерешительно сказал земский исправник.
— Тогда прошу суд приобщить к делу показания убийцы Зарипова, кои были даны ещё до того, как на следствие и на суд началось давление со стороны господина Климова, — сказал я, передавая им признательные показания Зарипова.
Нет, эти бумаги не были подделкой. Просто, когда велось следствие, едва разоблачив коварный план предателя, Лавра Петровича Зарипова, я решил, что признание должно быть написано рукой Зарипова — и не в одном экземпляре. Как минимум, я хотел пополнить свой архив с документами и такими бумагами.
— Но у нас есть показания господина Зарипова, что он убил Кулагина, следуя именно вашему приказу, во имя спасения своей супруги и детей! — дрожащим голосом сказал Горюнов.