Придется ему открываться, иначе начнет трепаться о своих подозрениях и что визуально красная жидкость только на одежде. Ведь шелковые завязки с томатным соусом были между рубахой и пиджаком.
— Выйдете все! — потребовал доктор, когда меня принесли в одну из квартир на втором этаже.
— Останьтесь Эльза и вы, господин Хвастовский, — сказал я, усаживаясь на кровать.
Эльза смотрела на журналиста, ожидая его реакции, а журналист смотрел… В никуда. Он был шокирован тем, что произошло, что я, как ни в чем ни бывало, встал, начал раздеваться, чтобы сменить хотя бы рубаху, которая неприятно прилипала к телу.
— Да как же так? — оттаял, наконец, Хвастовский.
— А вот так, мой друг… Что? Непонятно было, какое судилище устроили мне? Знаете, что уже был подписано решение суда, где я признаюсь виноватым в убийстве Кулагина. Уже сегодня меня могли или убить, или завтра отравить на каторгу. Для того повременили с отправкой иных преступников, того же Зарипова. Меня ждали. Так что я спасаю свою жизнь, — выдал я тираду.
— Но это… Это же достойно пера писателя. То, что вы сделали… Да я восхищен. Вы не перестаете меня удивлять, Алексей Петрович. Уж простите, но погоните от себя, не уйду, ибо с вами весело, — сказал Хвостовский. — И можете не говорить, и так понятно, что я должен молчать. И я никому не скажу, клянусь честью и своей жизнью, но и вы дайте мне слово, что придет тот час и мы раскроем ваш замысел…
— Вы осознаете, что мои действия могут быть приравнены к преступлению, если они станут известны? — спросил я.
— Безусловно… И я иду на это осознано, — поэт скривился, будто обиженный ребенок. — И не смейте во мне сомневаться, Алексей Петрович!
Далее, Эльзу и журналиста пришлось отправить на улицу. Пришли люди и даже жандармы, которые сильно желали узнать о моем самочувствии. Вот их и сдерживали мои друзья. Впрочем, я готов был принять делегацию. Меня быстро обмотали в бинты, нашлись и две пули, которые, якобы сразу же извлек из моего тела доктор, свиная кровь была нам в помощь.
Единственно, как меня могли бы разоблачить, это если бы учинили обыск. Прежняя одежда, бывшая в соусе, все еще находилась в комнате, но под кроватью.
— Не заходить! Мой больной необходим покой! — выкрикнул доктор Карл Бранд.
— Мне нужно осведомиться, как самочувствие господина Шабарина, — настаивал жандармский подполковник Лопухин.
Быстро они среагировали. Наверняка где-то рядом были и ждали, когда закончится судилище, чтобы погладить по шерстке своего щеночка Климова, который берет на себя самую грязную и бесчестную работу. Иначе так быстро прибыть в доходный дом Эльзы Шварцберг, он не мог.
Лопухин вошел в комнату, обошел кровать, на которой я лежал, наклонился.
— Судар! Я попросить вас. Раненый должен спать и в пребыть в покое, — сказал доктор.
— Да, да… Безусловно. Он должен быть оставлен в покое, — сказал жандарм и уже скоро я услышал, как дверь в комнату открылась и сразу закрылась.
Как-то обнадеживающе прозвучало «должен быть оставлен в покое». Но я не собирался питать пустых надежд.
Доктора Карла Бранда посоветовала мне Эльза. Эта авантюристка и вовсе, когда зародилась в моей голове идея операции, так увлеклась, что мне практически ничего не нужно было делать. Хотя, договориться с Марницким — это была моя задача, также я нашёл исполнителя роли второго плана, моего спектакля, убийцы.
Это был Тарас. И я не мог не прибрать к себе этого человека. Пусть со мной, когда Тарас выступал моим врагом, ему ни разу не повезло, я переигрывал, но организаторские способности этого человека, как бойца меня впечатлили. Так же Тарас был человеком, готовым на различного рода авантюры. При этом, Тарас не смог окончательно убить в себе моральные человеческие качества. Ну и ещё: если подобные люди не служат у тебя, то они весьма вероятно скоро начнут служить твоим врагам. Подобные Тарасу исполнители — штучный товар, всегда требующий своего покупателя.
— Господин Бранд, достаточно ли вам заплатили, чтобы вы унесли с собой в могилу то, что сейчас происходит? — спросил я, когда доктор собирался меня покинуть.
— Я быть другом супруга Эльзы, я крестить их умерший дочь. В этом деле мне важное — отдать долг чести фрау Эльза. Я не спасти их дочь, я помогать всегда в ином, — сказал доктор и вышел из комнаты.