Выбрать главу

Маскальков резко поднял руку, обрывая эту исповедь. Его глаза, отражающие пляшущие языки пламени, стали похожи на раскаленные угли.

— Соберите всех, кто остался. — Его голос звучал металлически ровно. — Пройдем через квартал Фенер, мимо греческой патриархии.

— Но там же…

— Именно поэтому. Они не ожидают, что мы пойдем напролом.

Где-то совсем близко раздалась пулеметная очередь — это зуавы Боске уже входили в порт. Вспышки выстрелов освещали их экзотическое одеяние: красные фески, синие куртки, белые гетры. Темнокожие шли, методично прочесывая каждый закоулок.

Полковник повернулся к своим бойцам. Его маскировочный плащ взметнулся, подхваченный горячим ветром, как крыло гигантской летучей мыши. В руке он сжимал необычный пистолет — новейший револьвер Луганской фабрики, заряженный разрывными пулями.

— Вперед! — его крик перекрыл грохот пожара. — За царя и Отечество! За павших товарищей!

Унося тело мертвого капитана, группа из двадцати человек рванула за ним в узкий переулок, где пламя еще не добралось до ветхих деревянных домов. Где-то сзади, у причалов, раздался новый взрыв — это сдетонировали бочки с порохом, оставленные намеренно.

В воздух взлетели обломки каменной набережной, смешавшись с клубами черного дыма. Константинополь, город тысячелетних империй, горел как факел. Но самый страшный пожар еще только разгорался в сердцах тех, кто шел сейчас по его улицам с оружием в руках…

* * *

Первые лучи солнца, кроваво-красные сквозь дым пожарищ, скользнули по позолоченным куполам Айя-Софии, превращая древний храм в гигантский светильник. Маскальков стоял на разбитой пристани, его сапоги утопали в смеси пепла и морской пены. За спиной слышались торопливые шаги — бойцы грузились в шлюпки, оглядываясь на пылающий город.

— На шлюпки! Живо! — голос полковника Москалькова звучал хрипло — от копоти першило в горле.

Где-то в квартале Фенер раздалась пулеметная очередь — зуавы спешили зачистить порт от русского десанта. Их странные, пестрые силуэты мелькали среди руин, как призраки.

Полковник не двигался. Его глаза, воспаленные от дыма, были прикованы к силуэту Айя-Софии. Ветер донес обрывки турецких команд, звон сабель, истеричный плач женщин.

— Еще немного и мы бы его взяли… — пробормотал Москальков, вытирая испачканное сажей лицо. Его мундир был прожжен в нескольких местах, левая рука перевязана окровавленным платком.

Полковник медленно повернул голову. Взгляд его скользнул по разрушенной набережной, где среди обломков валялись тела — и русских солдат, и турок. Особенно много было башибузуков — их пестрые шаровары выглядели нелепо на фоне общей разрухи.

— Да. Но не сегодня, — прошептал он, сжимая кулаки. Ногти впились в ладони, но этой боли он не чувствовал.

Сзади раздался плеск весел — первая шлюпка отчалила. Капитан Остервен командовал отходом, размахивая саблей и по привычке срываясь на немецкий. Его голос, с характерным акцентом, перекрывал грохот продолжающихся взрывов:

— Schneller! Schneller! Вторая шлюпка — грузим раненых!

Полковник наконец оторвал взгляд от города. Добраться до Топкапы не удалось, и все же его люди выполнили задачу — ослабили врага, посеяли страх. Порт горел, арсеналы уничтожены, телеграфные линии перерезаны. Но цена…

— Николай остался здесь… Капитан Львов, — сказал он вслух, и слова повисли в воздухе, горькие как дым.

Остервен молча кивнул. Сами они не видели, как их товарища подвесили на крюк у угольных складов, как облили нефтью, но… Маскальков смахнул невольную слезу, но картина этой посмертной пытки все еще стояла у него перед глазами.

— Мы вернемся за всеми ними, — его голос внезапно обрел стальную твердость. — И за местью.

Последняя шлюпка ждала у причала. Елисей уже сидел на шлюпке, его лицо было бледным. Только сейчас полковник заметил, что лихой казак ранен и, несмотря на перевязку, бледен от потери крови. Маскальков спустился в шлюпку.

— Весла на воду!

Где-то в дыму, со стороны горящих складов, прозвучал одинокий выстрел. Потом второй. Полковник замер, вслушиваясь. Это была не турецкая винтовка — звук был глуше, характерный, скорее, для русской винтовки шабаринской конструкции.

— Кто-то из наших остался… — прошептал полковник.

Рука его потянулась к револьверу. Он хотел было отдать приказ о возвращении, но выстрелы более не повторялись. А шлюпка стремительно отходила от берега, и в дыму ничего нельзя было разглядеть.

Полковнику казалось, что где-то очень далеко, в лабиринте горящих улиц, продолжает звучать перестрелка, но скорее всего это был оглушительный треск все еще взрывающихся боеприпасов.