Двенадцать лесничих в зеленых шляпах, в которые кто-то воткнул по тонкому белому перу. На куртках вышит местный герб. Отрядом командует седоусый Антонио Дель Колле, преклонных лет, но по-прежнему ловко взбирающийся в гору, носит на спине тяжелый рюкзак, и никто вовек не видел, чтобы он промахнулся из ружья. Свое английское охотничье ружье Дель Колле хранит в кожаном футляре. На рукояти вырезана змея, свернувшаяся кольцами. Впрочем, он чаще носит с собой другое ружье, попроще и не такое увесистое, которое когда-то взял из родного дома. Ростом Дель Колле невысок; еще издалека его можно узнать по походке вразвалку; он то и дело останавливается, чтобы осмотреться вокруг. В горах он старожил. Умеет распознавать больные ели, знает голоса всех птиц, помнит все тропы, даже самые неприметные, как ниточки. Чует заранее, когда надвигается непогода. И видит насквозь своих товарищей: Джованни Мардена – верного помощника, а также его брата Паоло, и Джованни Бертона, и Пьетро Моло, и Франческо Франце, а еще Берто Дуранте, Анджело Монтани, Примо и Баттисту Форниои, Джузеппе Коллинета, Энрико Пьери и Барнабо, которого все зовут только по имени, однако потом он станет Барнабо с Гор.
Трудно сказать наверняка, откуда пришли все эти люди. Некоторые из них были сыновьями лесничих. Другие родились среди горцев, в патриархальных семьях. А иных принесло сюда издалека, из долины. Правда, потом они позабыли ее пыльные, бесконечные дороги, выбеленные солнцем. Там, внизу, не укрыться в тени, не почувствовать ветра, да и родников совсем мало. Все время бредешь вперед по прямой, и где-то далеко – тенистая крона дерева, сделай-ка еще последний рывок. Ноги налились свинцом, соберись с силами, ведь мы уже почти на месте.
2
Раньше этот дом принадлежал семье Марден, а потом в нем стали жить лесничие. Теперь он обветшал. Балки прогнили, ставни толком не закрываются. Как-то ночью Дуранте проснулся от холода. Встал и зажег свечу. Часть крыши сдуло ветром – вот так, беззвучно.
А в прежние времена этот дом был опрятным и ладным, под стать покоям новобрачных: на подоконниках горшки с цветами, все выкрашено яркими, сочными красками.
Беленые стены первого этажа облупились, почернели доски, которыми обит второй этаж. Год за годом крыша вела счет дождям, пререкалась с ветром и в конце концов устала, износилась, покрылась заусенцами, тес поредел, но никто не придавал этому значения. Со дня на день крыша могла обвалиться – достаточно было пустяка.
– Форниои, ты ведь плотник, взял бы да укрепил потолочную балку, – говорил Дель Колле. – Она скрипит по ночам, и не ровен час переломится.
«Начнем латать дыры завтра. Солнце засветит ярко, и работа будет спориться. А между тем время шагает своей поступью сегодня, – думал Дель Колле. – Завтрашний день еще не настал».
Дом Марденов старел, разваливался прямо на глазах, притом почти незаметно. А когда Дуранте обнаружил, что ветер снес кусок крыши, лесничие устроили совет.
– Пора перебираться в другое место, – говорил кто-то из них, – слишком далеко от порохового склада мы живем. Вдобавок тут, посреди леса, чересчур влажно. Все в доме отсырело, доски сгнили, нужно строить крепкий дом из свежих.
Эти толки были не по душе Дель Колле. Однако кухня вся почернела от дыма и копоти, и столько странных испарений пропитало стены.
«Вот незадача, – думал он. – Я живу тут двадцать с лишним лет. До сих пор помню день, когда я пришел сюда. Это было летом, шел дождь. Сказать, что вся моя жизнь протекла здесь, – все равно что ничего не сказать. Сейчас я по-прежнему тут, ружье висит на стене над кроватью, а меня совсем не тянет наживать богатство и селиться среди людей в долине. Их жизнь – пустышка. Правда, когда-то давно бывало, что в этом доме я сходил с ума и мне невыносимо хотелось спуститься с гор. Находились и те, кто в самом деле сбегал отсюда. Но осенью, когда Эрмеда открывал сезон охоты, здесь было раздолье. Жили припеваючи: сытные, изобильные ужины, старик Да Рин наяривал на скрипке. Потом приходили зимы, их сменяло лето, а затем снова все заносило снегом, и вот я уже старик, и настало время перебираться под другой кров».
Он вспомнил еще кое-что.
Спустя несколько месяцев после смерти Даррио Дель Колле срочно вызвали в Сан-Никола. Он спустился в долину к вечеру; небо заволокли тучи. В кабинете инспектора, которому подчинялись все окрестные лесничие, сидела худая женщина с четками в руках, она плакала, а рядом был совсем поникший, крошечный мужчина. Родители Даррио. Они хотели любой ценой отнять у гор тело сына. Втолковывать им, что это задача невыполнимая, было бесполезно. Отец хотел собственными глазами увидеть тело Даррио и то место, где он погиб.