Барнаша

Но то лишь мечты Иродиады, скажешь ты, а мне нужно нечто посущественней. Что ж, я постараюсь быть тебе полезной прямо сейчас.

То, что я открою тебе, знают немногие. Префект ждёт встречи с неким Ормусом из Александрии Египетской. Ормус — жрец, как и ты, правда, иного Бога. Забавно, мой великий дед когда-то и тебя привез со всем твоим многочисленным и жадным семейством из этого города. В твоих книгах немало рассказов о чудесах Господа, но почему-то он не являет их сегодня и сейчас. Быть может, он спит, в годы страданий и бед, развала страны и засилья чужеземцев, не знаю. Мне всегда казалось, что он мог бы быть несколько милостивее к тем, кому обещал власть над всем миром. Великая Мать, по крайней мере, даёт то, что обещает — любовь. Что же касается Ормуса, он и сам — великое чудо своего Бога. Его руками излечиваются болезни, его взгляду подчиняются толпы. Он чувствует людей по лицам, он читает их судьбы прикосновением. Немного есть людей на свете, равных ему в знании людей и богов.

Об истинной цели его приезда можно только догадываться. Но я немало плачу людям, что окружают префекта. Они слушают, они наблюдают, они догадываются. Одна из догадок кажется мне близкой к истине. Имя пророка Йоханана знакомо тебе не меньше, чем мне. Префект интересовался Йохананом так, как будто предмет наших религиозных разногласий занимает его больше всего на свете. Зачем ему искать Йоханана — не для того ли, чтобы покаяться? Это так же смешно, как наше с тобой обращение. Понтию Пилату так же удобно в своей одежде, как нам в своей, нет сомнений. Он готовит встречу Ормуса с Иоанном. Что же должна дать встреча Ормуса с Иоанном? Пророк, охотно обличающий всех нас, искренне любимый народом. Народом, падким на осуждение высоко стоящих над ним властителей. И вот этому любимцу толпы Ормус подарит всё, что знает и умеет сам. Кем станет тогда Йоханан в глазах толпы? Наделённый столь огромной силой?

Я не хочу делать дальнейших предположений. Я думаю, что ты почувствовал колебание земли под стенами Храма. Ты, столько лет державший в руках судьбу твоего Храма, и, будем откровенны, твоего Бога, — Иродиада не боится правды! — ты должен понять…

И вот наконец то, что важно для меня, ради чего я обращаюсь к тебе. Я ведь уже дала понять, что не безвозмездно помогаю тебе. Долгое время голос Йоханана был для меня ничем. Так, ветерок, лёгкий ветерок в пустыне. Но когда этот ветер приобрел силу урагана, когда благодаря этому пустынному оборванцу я стала предметом разговоров, косых взглядов, когда открытое недовольство моим поведением выразил мой драгоценный супруг, наслушавшийся глупых речей!..

Я не привыкла к подобному обращению с собой. И твоя помощь мне в деле его наказания не понадобится. Пророк умрёт, это неизбежно, и перед смертью ещё вспомнит об Иродиаде.

Но уже его смерть окажет тебе неоценимую услугу. Ещё одна услуга Иродов — не будь же глух и неблагодарен! Я уже говорила, что немалого жду от своего будущего, и готова этим немалым делиться.

А прошу совсем не о многом. Пусть в Храме моё имя упомянут с благодарностью и любовью, как имя той, что не чужая Ироду, построившему Храм. Пусть священники и левиты пресекут этот поток слухов, очерняющих меня. Я бы не хотела, чтоб моё имя произносилось с ненавистью, и меня объявляли блудницей на каждом шагу. Не думаю, чтобы Иродиаду можно было бы обелить, наделить её вновь чистотой невинности. Но можно, по крайней мере, забыть её на время! На время, которое она посвятит приближению к Риму. А вблизи Рима можно было бы думать о том, как воссоединить страну. В новой, объединённой стране, и Храм станет чем-то большим, чем сейчас… И Ханан бар Шет — вырастет до облаков, обласканный помнящей долги Иродиадой…»