Выбрать главу

Ормус решительно повернул первую табличку рисунком вверх. Табличка лежала в вершине треугольника, олицетворяющего мужскую силу. Это была страница прошлого, и можно было не особенно волноваться. Но по тому, что выпало в этом прошлом, он мог судить о правдивости предвидения вообще. Поэтому облегченный вздох Ормуса был понятен. Табличка прошлого сказала ему правду.

«Верховная Жрица», сама судьба, неведомая человеку сила, ведущая его по жизни, предстала перед ним на вершине звезды. Она сидела перед входом в храм. Лицо было завешено покрывалом, но и под ним угадывались влекущие черты. На коленях у жрицы лежала книга, но завеса частично скрывала и её. Частью её короны было ночное светило — луна.

Долго смотрел Ормус в лицо своей судьбе. Жрица — ей дано прорицать, ведать судьбами людей и предсказывать будущее. Женщина — начало пассивное, подчиняющееся. Головной убор — атрибут власти и принадлежности к особой касте. Луна — символ ночи и тайны, интуиции, предвидения. Книга — символ знания и законов жизни. Занавес — знак тайны, того, что скрыто от других.

Он прочёл эту табличку, это послание ему от благосклонного Бога так. Когда-то он жил на перепутье судьбы, не ведая того. Жизнь готовила его к перемене, но выбирать самому было не из чего. Выбор был сделан, и сделан человеком, причастным к особой касте. Ормус поплыл по течению выбранной этим человеком судьбы. И достиг совершенства в том деле, выбор которого был осуществлён за него, поскольку выбор был правильным. Достиг величия, которое и радость, и — предупреждение. Жрица — создание, которое тратит свою энергию для воспитания и обучения других. Это порой ограничивает способность к собственному духовному росту. Он достиг одной ступени, пусть для других недостижимой, как звёзды в небе. Остаться на этой ступени, на этой площадке — соблазн, манящий соблазн для многих, но не для него. Табличка жрицы — она ведь вторая в иерархии ступеней, а их двадцать две, и об этом не стоит забывать. Конечно, легче остаться на ней, чем прокладывать свой путь вверх. Никто не даст точного ответа, насколько труден подъём с одной ступени на другую, что можно обнаружить на каждой. Но уже ясно, что он, Ормус, пойдёт дальше, он не из тех, кто не слышит предупреждений.

Он закрыл глаза, прежде чем перевернуть табличку, лежащую в левом углу мужского треугольника. Она должна была ответить на вопрос — каково его настоящее. Он догадывался о приходе перемен, он их ждал и всё ещё не хотел, но знал, что его хотение ничего не значит. Предупреждение «Жрицы» сказало о многом.

Прикосновение когтистой лапы Страха было почти нежным, во всяком случае — осторожным. Страх умирал от любопытства, он ждал решения судьбы Ормуса не меньше, чем сам Ормус. Он не мог увидеть Это без самого Ормуса, и потому поторопил жреца. Ормус открыл глаза.

«Смерть» выпала ему в настоящем. Мумия, широко оскалившая зубы, шла по пустыне слоновой кости таблички, окружённая кусками человеческих тел. Руки, ноги, головы… Остатки человеческих тел, изуродованных ею, окружали Смерть. С ножа, который был у Неё в руке, стекали капли крови. Но в тех местах, которые Смерть покинула, тотчас же из земли показывались встающие за спиной её живые люди.

Ормус слышал шумное сопение Страха, взволнованного открывшейся картой. Он, Страх, был страхом жреца, а жрец не должен бояться смерти. Смерть для него — переход в новое состояние, начало неизведанного пути. Эта табличка, собственно, пока не несла известия о физической смерти. Она говорила о неизбежности перемен — о том, что прозревали жрец и его Страх задолго до этого.

В каком-то отупении чувств пребывал Ормус, и оставался довольно долго. Определённому периоду его жизни пришёл конец. Видимо, это касалось жизни в Иудее. Бессмысленно спрашивать — почему. Потому, что срок всему определен. Потому, что он достиг вершины. Всё должно было поменяться, поменяться через боль души, через смерть старого. В новой, неизведанной реальности, которая ещё предстоит. А утраты? Неизбежные утраты — его удел. Неизменна лишь искра жизни, называемая душой, творческая сила, способная создавать новое. Всё остальное подвержено переменам. Разве он этого не знал?