Ничего, цесаревич, мы с тобой ещё поквитаемся.
Я шёл к месту стоянки нашего маленького и юркого дирижабля. Он легко преодолел границу, и даже наши зенитчики не заметили его, пока мы сами того не захотели. После этого я твёрдо решил оставить его себе.
А военный лагерь в это морозное утро жил своей жизнью. Сновали солдаты в военной форме. Полностью одетые и частично раздетые. Горячее дыхание вырывалось клубами пара. Отряд бойцов, вытянувшихся по струнке, слушал громкие наставления унтер-офицера. Сотник из дружины какого-то князя распекал своих десятников. Судя по всему, за хромающую дисциплину в дружине. На огороженной площадке проводилась тренировка по рукопашному бою, и два солдата под взорами коренастого прапорщика и остальных солдат валяли друг друга в грязи, перемешанной со снегом.
Была здесь и белоснежная палатка с большим красным крестом, из которой вышла светловолосая медсестра в коротком полушубке. В руках она вынесла таз с постиранной больничной одеждой и нагнулась, ставя его на землю. Проходившие мимо несколько солдат оценили её позу одобрительными выкриками и фривольным свистом.
Обстановка здесь резко контрастировала с атмосферой в штабной палатке. Здесь будто всё было проще и честнее. Наверно, мне бы понравилось, останься я здесь. Но мои действия несколько отложили войну с османами, хоть и не закончили её совсем. По крайней мере, мне хотелось так думать. И сейчас я планировал вернуться в академию.
Наш дирижабль находился на восточной окраине лагеря, рядом с крайними палатками бойцов из артиллерии. Кажется, это они и отстрелялись по складам османов. Учитывая, какая вакханалия творилась в османских войсках, они даже не поймут, что это российские войска разбомбили склады.
Баллон был приспущен, а гондола дирижабля крепилась к земле десятком канатов и колышков. Возле баллона суетилась Агнес. Она стояла на высокой деревянной стремянке и увлечённо размахивала кисточкой в зелёной краске. В длинной такой, в несколько метров, руке.
— О, ты вовремя! — услышала она мою поступь. — Я как раз закончила!
Гоблинша бросила вниз пустую банку с кисточкой внутри и уверенно соскользнула по лесенке на землю.
— Та-дам! — раскинула она руки, как гимнастка, закончившая выступление, и поклонилась. — Прошу любить и жаловать! Дирижабль «Его Дубейшество!»
— Ч-ч-чего? — опешил я, чувствуя, как вытягивается моё лицо.
Из гондолы выскочил Альфачик и подбежал ко мне. За ним следом — паук Гоша.
— Ау-у-у! — завыл Лютоволк, игриво скача вокруг меня.
Кажется, новому рисунку на боку баллона дирижабля он радовался больше Агнес.
— Что это? — не выдержал я.
— Как что? Это твой герб! — пояснила зелёная полторашка.
Что забавно, нос у неё был испачкан в зелёной краске. Выглядело это странно.
Во весь бок баллона был нарисован разлапистый дуб с пышной кроной. А на гондоле неровная надпись коричневой краской «Его Дубейшество».
— О боже… — покачал я головой.
— Ну, я подумала: мы же не будем возвращаться дирижабль османам? Он тоже наша добыча, верно? А значит, эту ржавую посудину нужно украсить!
В целом выглядело даже симпатично. Так что я просто махнул рукой.
— Эй, капитан, мы теперь можем хоть на край света отправиться! — Агнес похлопала по металлическому ребру гондолы, что тянулось вдоль неё. — Куда прикажете держать курс?
— Курс домой, штурман, — снова покачал я головой, поднимаясь по трапу.
Полна горница людей. Это из загадки про огурец. Так вот, сейчас мои апартаменты в академии напоминали огурец. Здесь были все. Вероника, Лиза, Василиса, Лакросса, Маша, Агнес и я. Плюс Альфачик с Гошей, от которого кто-то отшатнулся, а кто-то, наоборот, принялся тискать и прижиматься аппетитной грудью, как Вероника. Агнес к Гоше давно привыкла, а дриада с любопытством гладила его и приговаривала «в жизни он ещё огромнее». Вообще, я уже слышал эту фразу. Причём от неё же. Но не про паука. Лакросса к Гоше оказалась равнодушна — привыкла к паукам, которые водились в некоторых пещерах в горах. А Лиза сперва испугалась и попыталась сбежать через окно, но Альфачик её спас, схватив зубами за шкирку, и закинул на спину к Гоше. Обоим сразу сталу некомфортно, но вскоре они привыкли к такому соседству.
Княжна же бросилась мне на шею, стоило только войти в дверь, и поцеловала в губы. Жарко и долго. А затем отпрянула, будто устыдившись сделанного. Хотя я всеми конечностями был только за.
— Прости, — шепнула она, — просто я вся испереживалась. Труднее всего было, когда Маша не могла за тобой следить. В следующий раз бери нас с собой!