– Это вряд ли! Я собираюсь брать знак доблести, а это только в одном месте.
– Любите славу, – усмехнулась Мымра. – Они и не сказать чтобы дороги, до восьмой ступени включительно в полсотни золотых уложиться можно, – несколько пренебрежительно заявила она же.
Услышанное девочкам не понравилось, и многие вернулись к трапезе. Барон почти нищий! Хотя парочка сверлили меня взглядом, а одна даже облизала губы и распустила роскошную гриву волос, отчего я начал возбуждаться.
– Ольча, минус пять баллов, – не поворачивая головы, сказала Жаба.
– Есть минус пять баллов! – по-военному ответила пышногривая.
– Так, а чему у вас учат воспитанниц? – постарался я прийти на помощь девушке.
– У нас учат вести хозяйство, вплоть до графского, этикету, танцам, воспитанию детей. Изучают географию, родословные аристократов, структуру империи. Да много чему! На конях только ездить не учат и еду готовить: для этого есть кареты и слуги, – меланхолично перечислила Мымра.
– Но некоторые и это умеют, – опять подала голос Ольча.
– Минус десять баллов! – хором сказали тётушки.
– Есть минус десять баллов! – отрапортовала девица.
– Госпожи баронессы, а вы позволите пообщаться с нарушительницей? – осмелел наконец я.
– Если под нашим присмотром… Хм… Разрешим? – обратилась Мымра к Жабе.
– Пусть займут отдельный столик, но руки не тянуть к ней! – согласилась Жаба.
Ольча встала и устроила цирковое представление под названием «Сведение с ума молодого пацана». Она не стала просить соседок подвинуться, а наклонилась немаленькой грудью к столу и ко мне и в такой позе стала активно пробираться к выходу. При этом не забывая вертеть круглой, крутой попой, обходя коленки недовольных соседок. Выйдя из-за стола, она ещё раз тряхнула гривой, немного подобрала длинное платье, оголив прелестные лодыжки, и проследовала к столу.
– Тебе не кажется, что она сильно ушила платье? – спросила одна из матрон у другой.
Не знаю, кто у кого: я был занят пожиранием взглядом девушки, и звуки глухо раздавались в стороне.
– Точно ушила! Вон как задница выпирает, – возмущённо сказали голоса.
Попочка и правда выпирала знатно. Платье, предназначенное для скрытия фигуры, не выполняло своей функции. Скорее, наоборот. Когда Ольча садилась, оно натягивалось и облегало ножку.
Наконец аттракцион вожделения закончился, и она села. Я сглотнул слюну, но рано. Ольча поёрзала попой, усаживаясь поудобнее, и мне пришлось быстро сесть за стол, скрывая конфуз.
– Позвольте представиться! Барон Гарод Кныш! – склонил голову в поклоне я.
– Вольный, насколько я помню, да ещё и маг, – рассмеялась она.
– Это да, – сказал я, окончательно утопая в её голубых глазищах.
– Я принцесса королевства Сетин, Ольча Сетин!
– Ого!
– Ага! Да только у нас маленькое королевство, в джунглях на западе. Шесть баронств, два графства, и людей живёт не больше пятидесяти тысяч человек. А территория и вовсе меньше вашего!
– Мы тоже были в составе королевства Синок, но император дал нам свободные права. Правда, для этого пришлось погибнуть всем моим братьям и отцу. Мама умерла ещё раньше.
– Сочувствую. А у моего папы двенадцать детей, из них десять – девочки. Замуж в нашей дыре выйти не за кого, вот меня и определили в пансионат, – грустно сказала Ольча.
– Дружная семья? – спросил я, чтобы отвлечься от её губ.
– Совсем нет! Гадюшник тот ещё! Я рада, что уехала.
– Ну, не будем о грустном. Сколько тебе лет?
– Я младше тебя на пару недель. В этом году шестнадцать – и прощай, пансионат. Нас везут на смотрины в столицу. Самых лучших.
– Самая лучшая тут одна. Это ты! – твёрдо заявил я, словив удивлённо-благодарный взгляд.
– Спасибо. Но вы просто плохо знаете девочек, тут много красавиц. – Она повела рукой в сторону подружек, в ответ раздалось громкое фырканье.
Я заказал нам десерт и вино, самое лучшее, что тут было. Матроны поморщились, но промолчали. Что им будет с одной бутылки, наверное, подумали они.
– Я краем ушка слышала, что у вас есть знак доблести. А какой ступени?
Она действительно дотронулась до своего ушка, убрав при этом прядку своих волос. Очень сексуально, но я уже научился с этим бороться. Просто представлял, что я на Земле, а передо мной, старым, малолетка. Восемь лет, восемь лет, звучало в ушах, и это немного остужало мои порывы. К чёрту восемь лет! Я сам малолетка.
– Двенадцатой ступени, рубин.
– Двенадцатой! – ахнула она, прижав руки к своим щёчкам, что вышло совсем кавайно.
Сказала она это совсем громко, и подружки-соперницы услышали. Орудийные башни их глаз уже развернулись на меня, обернулись даже случайные посетители в зале. Зависть была настолько осязаема, что следующие её слова просто завязли в воздухе: