— Зато барон для таких как ты, дворняг беспородных! Родословная у него, поглядите-ка. Ты никто без меня в Москве. Тебя никто не примет без рекомендации. Не говорю уже о том, если я посоветую, скажем так, тёмной стороне этого замечательного города не иметь с определённым человеком вообще никаких дел — ему конец. За тобой никого. Куда ты пойдёшь? Обратно в свою родословную из деревни? Чем займёшься самостоятельно? Ты же ни дня в жизни не занимался нормальной работой. Ничего не умеешь.
— Ничего?
— Ничего ровным счётом. При этом, повторюсь, изначально талантливый. Только этого мало, пойми. Это зеро. Ноль, — Барон потряс пальцами бублик-нолик, наглядно символизируя число. — Вон Талик подтвердит. Правда, Талгат? Этот город тебя сожрёт, будь ты хоть пять раз талантливый, чёртов Леонардо да Винчи, но без связей.
— Это правда, — сказал совершенно флегматичным потухшим голосом среднеазиат Талгат с щелочками чёрных глаз, проходивший мимо с охапкой шлангов и патрубков, неожиданно вовлечённый в разговор, теперь покорно всё подтверждавший.
— Расскажи нашему другу — вот ты уже лет десять в Москве, легко ли тебе жилось всё это время?
— Нет. Приходится очень много работать.
— Приехал совсем молодым, глупым. Да? Верил всем. Расскажи, как ты потерял руку.
Было видно, Талгату крайне неприятно рассказывать, но в то же время совершенно привычно, не первый раз он уже обращался к своему печальному повествованию, к почти заученным показаниям для неведомого суда.
— Ну. Это. Наняли на стройку. Пообещали денег. Ничего не заплатили. Потом это, однажды вывели подшабашить, сказали, всё выплатят сразу после работы. Я им говорил, это, что нельзя так это, нельзя работать без страховки, но они настаивали. Мне груз упал прямо на руку. Отвезли в нелегальную больницу. Поставили это, — Талгат показал аугметическую рабочую руку, на которую теперь можно было вставлять различные активные съёмные инструменты.
— За руку ты ещё и должен им оказался, — подсказал нужное завершение истории Барон.
— Да, очень много денег должен. Это. Я сбежал от них, иначе бы я всю жизнь на них работал бесплатно.
— Покажи, как работает. Покажи!
Талгат всё так же безэмоционально силой мысли включил электро-отвёртку на конечности. Вжиииии — быстро завертелся инструмент бионического протеза.
— Класс! Спасибо, Талик. Иди-иди пока, занимайся делом. А ты послушай, — после презентации обратился Барон уже к Цыгану своим комичным голосом. — Что тебе обычные люди рассказывают. Как хлебушек-то всем тяжко достаётся. Но ты ведь у нас необычный такой, нихера никого не слушаешь. Посмотри, сколько горя вокруг, сколько бедноты, а ты ерепенишься. Я мог бы тебе рассказать ещё кучу примеров, как жизнь всех елозит мордой об стол неструганный. Но куда там. Кризис, а ты работу не ценишь, которая есть у тебя. Стабильную работу, между прочим! У всех сейчас падение, я же вижу, слышу, что вокруг происходит.
Что правда, то правда. Барон был в курсе всех криминальных событий из своих источников, знавал многих представителей криминального истеблишмента, аферистов со стажем. И как будто каждый день ленту читал отраслевую: где появились перспективные ниши чёрного рынка, кого кинули и на сколько, кого закопали и примерно в какой геолокации леса, кто за что сел и что уже успел рассказать мусорам, кто сдал Жору Безлицего и за что решили Мармелада. Хотя, последнего — известно любой собаке за что. Ну да ладно, смерть оправдывает любого дурака.
— Ты даёшь не работу, а жалкую подработку. А кризис идёт сколько я себя помню. Вокруг один сплошной кризис. И у меня уже тоже жизненный кризис. Великая депрессия, ёптыть, — совсем скис Цыган.
— Сходи, хорошенько напейся, дружище. Покури… что там сейчас молодёжь курит? В наше время только водкой и шмалью обходились. Потрахайся с виртуальной негритянкой…
— Я боюсь порно-горячки. Ведь сколько уже случаев было. Это хреново влияет на мозги. Не хочу обнаружить себя голым на улице, яростно дрочащим с безумным видом посреди толпы.
— Да уж. Я тоже боюсь этих виртуальностей. Не для меня это, хочется чего-то реального. Я люблю реальный бизнес и реальных тёток. Ну тогда с этими… членодевками. Тебе подогнать? Не, не надо? Кстати, отличная идея! У меня в этом клубе будут такие обязательно. Вот что клиентов зацепит. Да! Решено! Вот как надо идеи генерировать и воплощать. А у него депрессия, посмотрите. Тебе надо снять стресс. Давай, набери меня как отойдёшь. С таким настроением нельзя ни жить, ни работать дальше.
— А ты подумаешь насчёт каких-нибудь новых перспектив для меня? Серьёзных дел, понимаешь? Серьёзных. Реальных. Ты всё-таки крутишься там среди своих мафиози, знаешь что происходит. Имеешь общую картинку. Может, я чуть для большего сгожусь, не?
— Реальных дел? Ничего сказочного не обещаю. Но подумаю, короче. Может быть даже поспрашиваю… У Танцора или Шайбы тех же... Не вешай нос! Кстати, а как тебя по-настоящему зовут?
— Лекса. Такое имя.
— А, Лекса значит. Ну. Нормально имя. А зачем на филфак поступал? Ты что, учителем русского языка хотел стать, ха-ха? Детишкам стихи читать?
— Там было много молоденьких хорошеньких цыпочек. Совсем свежих и юных.
— А чего ушёл тогда?
— Скучно там, — окончательно закрыл враньём тему Цыган.
Ему никогда не бывало скучно. Наверное, и дня не было в жизни, который бы он проскучал, как описывают это состояние. Скука была незнакомым чужим чувством других людей. Но про себя он отметил, вспомнил, что поступал с намерениями, которым уж никогда не суждено сбыться, если вся жизнь пройдёт примерно так же. А она проходит.