— «Останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру...» — это из Библии. Вы читали Библию?
— Читала, но этих слов не помню. Пожалуй, я останусь. Я буду здесь одна?
— Патриция рядом, — Ацер приподнял со стола колокольчик. — Стоит только позвонить.
Увидев радиоприёмник, стоявший на тумбочке у койки, она спросила:
— Я могу слушать радио?
— Ради Бога, сколько хотите.
— Мне можно слушать русских?
Ацер замялся. Осипшим голосом проговорил:
— Герр Геббельс хотел бы, чтобы мы с вами слушали только его. Фюрер тоже был бы не в восторге.
— Так и быть: я буду слушать только Геббельса.
— Да, сделайте одолжение. Геббельс способен ублажать сердца даже юных дев.
Ацер откланялся и вышел. Он уходил с застывшей на устах улыбкой, чуть заметной и насмешливо-ироничной. С ней же он проговорил и все слова, посвящённые Геббельсу. И Кейда скорее чутьём, чем умом уловила издевательские нотки в голосе Ацера. А что касается русского радио... Здесь он просто проявил осторожность.
Оставшись наедине с Патрицией, Кейда любовно, по-матерински оглядела её, спросила;
— Вы рады встрече со мной?
— Очень, очень рада! — воскликнула девушка, сжимая на груди кулачки своих пухленьких, почти детских ручек.
— Почему?
— Вы хорошая, я вам верю.
Я хорошая? Да откуда вы знаете?
— Мне сердце говорит!
— Сердце? О-о, милая, девичье сердце доверчиво. Оно нас часто обманывает.
Анчар снова приблизился к Патриции, обошёл её вокруг, один, второй раз. И даже легонько коснулся холодным носом её руки.
— А вы... замужем? — всё больше смелела Патриция.
Они сидели за столом, на котором красовалась фарфоровая ваза с букетом свежих полевых цветов.
— Разве я похожа на замужнюю женщину?
— Да, похожи.
— Ну, вот... вы и обманулись. Я не была замужем, не имею кавалера.
— И никого не любили?
— Любила и люблю теперь, и он меня любит. Но любовь у нас... Мы с ним ещё даже и не поцеловались.
— Я слышала, — глухо сказала Патриция, — такая любовь бывает. Так, наверное, любят друг друга ангелы.
— Я вас заговорила, — спохватилась Кейда. — Вас, наверное, ждёт кто-нибудь?
— Никто меня не ждёт, — Патриция словно очнулась, — Мне велено вам прислуживать. Хотите, я принесу вам кофе?
— Прекрасно. Несите кофе и покажите, где тут можно умыться.
— Пожалуйста. Пойдёмте, для вас приготовлено.
В ванной Кейду встретили такая красота и роскошь, каких она не видела в замке старого Функа.
Она никуда не торопилась, никто её не ждал. Пристально ко всему присматриваясь, Кейда слушала беззаботную болтовню Патриции и размышляла: «Что бы это всё значило? Что задумал Ацер? И что на уме у этой наивной русской девочки, и так ли она наивна, как представляется?.. Несомненно, она выполняет какое-то задание хозяина».
Кейду озадачивало это нелепое положение, когда трудно понять, что происходит вокруг. Она была убеждена только в одном — в своей безопасности — и была спокойна. Это её спокойствие передалось и Анчару. Он просунул голову в дверь ванной и беззастенчиво оглядывал хозяйку с ног до головы. Кейда повернулась к нему боком и прикрыла руками грудь. Рассмеявшись, с улыбкою укорила пса:
— Ты, Анчар, всё-таки мужчина. Иди на своё место.
Дверь закрылась. Патриция усадила Кейду к зеркалу, стала разбирать волосы.
— Баронесса Рут любила мыться в этой ванной. И с ней тоже тут был Анчар.
— Он и спал рядом с кроватью баронессы?
— Да, она не расставалась с ним. Баронесса очень любила собаку.
— Она была хорошая?
— Кто?
— Баронесса Рут.
— Нет, она нас, русских, била.
— А барон Ацер... защищал вас?
— Да, он любил меня. Он мой муж.
— Муж? Барон Ацер?..
— Ой, госпожа! Простите меня, я случайно... У меня слетело с языка!
Барон Ацер не должен знать об этом, он убьёт меня. Госпожа Кейда, я прошу вас, очень прошу!
— Успокойся, Патриция. Я тебя не выдам. Никогда и ни за что, и никому!
Я клянусь! Но как же ты можешь быть его женой? Ты — русская!
— Русская, русская... Из лагеря Цвиккау. Нас отобрали по цвету глаз, по
волосам... Глаза синие, волосы светлые... Сюда привезли сорок девчонок из разных лагерей. Мы все — жены барона. Русский гарем, — понимаете? Весь прошлый год я была любимой женой хозяина. Сейчас — нет. Сейчас — у него другая. Теперь я и моя подружка Мария — ее назвали «Мариам» — остались здесь для поручений.
— Гарем?.. Такое бывает на Востоке.
— Ацер и есть восточный человек. Он только служит Гитлеру, но он не немец. Я слышала, как друзьям из Англии он говорил: «Во мне течёт кровь палестинских фарисеев».
— Зачем ты это мне говоришь? Ты же рискуешь.
— Да, рискую, но что же делать? Он дал приказание «откормить» и выхолить девочек. Их уже прислали из других лагерей. Их подготовят, оденут и покажут полковнику. И тогда нас заменят. А мы не хотим возвращаться в лагерь. Помогите нам!
— Приказание «откормить» и выхолить?
— Да. Мы моем их душистым мылом, применяем разные кремы. Их кормят молоком. Сливок дают много, сметаны. Жидкий шоколад для них готовят. Вашим слугам полгода жалованья не платят, там дети голодают, а их — жидким шоколадом... Причёски им делают. А потом на смотр ведут. Голых, совершенно голеньких. Ну, понятное дело, стесняются девочки, те, что помоложе, плачут. А он, Ацер, сидит в кресле и оглядывает их со всех сторон. Которые совсем молодые — лет пятнадцати, четырнадцати, — в Блок «ИКС» посылают, — это его, значит, жёны, стройненьких он любит и красивых, и чтоб грудь не совсем развилась. Некоторых отправляют в блок «Альфа», для гостей именитых. Гостям Мальтийского замка девочек поставляют. Вместо мороженого, на десерт.
— Мальтийского замка?
— Да, есть такой в Швейцарии.
— Где живут девочки?
— В лесу под горой. Там дом двухэтажный, под охраной.
Патриция схватила Кейду за руку, склонилась над ней, горячо дышала в ухо. Лежавший у ног Кейды Анчар почувствовал неладное, поднял голову.
— Мы знаем, вы русская, вы разведчица, — вы нам поможете, должны помочь!
— Я — русская?
— Русская, русская, — и это хорошо. Вам ничего не грозит, потому что вы нужны Ацеру. Он хочет на вас жениться, скоро сделает вам предложение.
— И это вам известно?
— Да, да! Я слышала разговор Ацера с кудрявым русским. Случайно слышала, но только вы не выдавайте,
«Неужели эта юная девушка, испытавшая муки унижений.., неужели она разыгрывает внушённую ей Ацером роль провокаторши?» — думала Кейда, соображая, как ей быть, как вести себя.
— У тебя, конечно же, есть русское имя?
— Есть, есть... Настей меня зовут.
— Как?
— Как и вас. Я ваша тёзка.
— Ну, ладно, предположим, я русская. Что же я могу для вас сделать?
— Всё! Вы можете сделать всё! И для тех несчастных, которые томятся в блоке «Б». Их семьдесят или шестьдесят человек. Они света белого не видят, их даже гулять не выпускают. Раньше выпускали, но теперь, когда часть охраны отправили на фронт, Ацер боится, что они могут разбежаться.
— А те, что в блоке «А»?
— Те не бегают. Им незачем бежать и некуда. До линии фронта — не добежишь. Можно только во Францию, но там немцы. Ацер говорит: «Русские животные, их надо приручать. Им дай хорошую еду, постель — и они довольны. А если ещё и бабу?!» И даёт им женщин. Нескольких девочек пустил по рукам. Ацер очень хитрый. Его знает сам фюрер. Бароны Функи давали нацистам деньги. Гитлер дружен был с отцом Ацера.
«Информация! подумала Кейда, — Фонтан нужных мне сведений!»
И эта мысль успокаивала, снимала тревогу, настраивала на мирный, доверительный лад.
— Ты такая доверчивая, — как дитя.
Подошла к Насте и обняла её за плечи.
— А вдруг я не русская!
— Нет, русская! Я знаю. Я слышу сердцем!