— Лесничим нет, у него не было образования, но за ним была должность лесника и объездчика, баронские леса и угодья стерёг.
— Не смею вам предлагать такую роль, — вы генерал.
— Отчего не смеете, — предлагайте! Я генерал, но и генералы есть хотят.
— Нет-нет, я вам другое дело предложу: обучайте меня вождению самолёта. И возить меня будете... куда захочу.
— Возить?.. Я у Ацера эту службу справляю.
— Но вы же сказали: Ацер содержания не даёт.
— Детали к самолёту покупает, двигатель купил.
— Вернём Ацеру деньги.
— Вернуть деньги? Но вы, милая фрейлейн, может, не знаете: вы и сами в трудном положении, тень Вольфсона будто бы и на вас легла.
— Эго мои проблемы. Вы только согласие дайте, я очень хочу научиться летать.
Генерал, осмыслив предложение, поднялся, принял стойку «смирно».
— Готов служить вам, как ваш верный Анчар. А теперь — извините, уже поздно, а дождь всё льёт и льёт. Позвоните фрау Мозель и оставайтесь у нас на ночь.
Кейда не долго думая с благодарностью приняла приглашение.
Утром завтрака не было. Видимо, и картофель весь вышел. Хозяин в парадной генеральской форме ждал Кейду в столовой. Фрау Криста вычистила и выгладила платье гостьи, и Кейда не заставила себя ждать. Вышла нарядная, весёлая, будто и не заметила, что завтрака нет и в семье Линца наступил настоящий голод.
— Мой генерал! — сказала она весело.— Вы позволите мне так называть вас?
— Мне чрезвычайно льстит такая дружественность обращения, — Генерал поцеловал Кейде руку.— Жду приказаний.
Кейда направилась к выходу. Дворик перед домом был чист и ухожен, над клумбой цветов хлопотала фрау Кристи. Кейда подошла к ней.
— Что дети, они спят?
— Да, госпожа баронесса. Дети спят.
— Мы далеко от замка?
— Нет, мы поедем на катере, а там раздобудем машину, — ответил генерал.
Дом Линца стоял на берегу озера. В крохотной рукотворной бухте был построен дощатый причал, к которому прилепился белый, как чайка, катер.
— У вас много транспорта, — и самолёт, и катер...
— Всё есть, и всё не моё. Третьего дня Ацер приказал оставить в его гараже автомобиль, запер мой геликоптер, — всё пошло под залог. Дорог бензин нынче.
— Сколько вам нужно денег для погашения долгов?
— Ой-ой!.. Сумма очень большая. И за транспорт, и за дом, и даже за землю, — всё перешло в собственность Вольфсону. Пока я воевал... Но помилуйте! Что я жалуюсь? Вильгельм мне говорил, что все Функи, кроме, конечно, Ацера, тоже в долгах.
— И всё-таки, — сколько вы должны Вольфсону?.. И Ацеру?
Генерал назвал сумму.
— Поедемте в банк к Вольфсону, — сказала Кейда.
Плыли по верхнему рукаву Боденского озера. Было тихо и солнечно, ласковый ветерок тянул с обширного зеркала воды. Ничто не напоминало о вчерашнем бешенстве природы.
— Вольфсон, верно, очень богат? — заговорила Кейда, сидя рядом с генералом, управлявшим катером.
— Вольфсон?.. О-о... Вам надо знать его силу: у него в кармане вся округа. Дома тут у многих людей заложены, земельные угодья перетекли к нему, и он сдаёт их в аренду; кого ни возьми на сто километров в округе, — все должны Вольфсону, все от него зависят и боятся больше, чем русского Ивана.
Вольфсон — судья и прокурор, и благодетель. Я раньше молился на Гитлера. И жизни не щадил в воздушных боях, лез как чумной под русские пулемёты. А тут тихий маленький жидок Вольфсон прибрал к рукам и мой дом, и усадьбу, и всё, что накопили за всю жизнь мои родители. К нему в залог отнесли картины и посуду, фамильное серебро и золото.
— Он что же, как Гобсек, — берёт под залог вещи?
— Это его основная деятельность. И подвалы его банка — остров сокровищ.
С минуту они ехали молча, но потом Линц продолжал:
— Его двадцатилетним привёз к нам папаша — цюрихский банкир. Купил ему особняк и открыл банк. Это было в самом начале века. Но ещё до войны мы уже знали: наш Вольфсон — самый богатый финансист округи!
Слева показались первые строения Иберлингена. Катер шёл тихо и спокойно, чуть покачиваясь. «Научусь и катер водить», — подумала Кейда.
— Вот сила, — продолжал генерал, — которой нужна вечная вражда Германии с Россией.
Кейда пожала плечами. Она не могла понять, почему Вольфсон, этот старый, больной человек, — она почему-то была уверена, что он больной, — хочет вечной вражды России с Германией. Гитлер — да, фашисты тоже хотели, — им нужны пространства России, но Вольфсон?..
Кейда задумалась. Она ловила себя на мысли, что и к немцам не ощущала былой ненависти. Раньше она знала, что фашисты напали на Родину, и их надо уничтожать. Она читала статьи Эренбурга, там всюду был призыв: встретил немца, — убей его, убей! И только здесь, в Германии, поутихла ненависть к страшным людям со свастикой на рукаве. Более того, она встретила тут людей симпатичных и в чём-то похожих на русских. Встретилась — и потянулась к ним. Вот и генерал. Она знала: он убивал русских, за то у него и кресты, но вот загадка! — не думает об этом Кейда, нет у неё злобы к фон Линцу. Может, потому, что убивал-то он в бою. А там закон: не убьёшь ты, так убьют тебя.
Серый неказистый особняк банка выдавался из общего строя улицы и тыльной стороной примыкал к озеру. Здесь была оборудована пристань, стояла будка, из которой вышел парень, похожий на чёрного медведя. Он сдержанно поклонился баронессе и генералу, показал место для катера. И молча удалился в домик. Кейда сказала Анчару: «Сиди здесь. Охраняй».
В большом зале первого этажа за маленькими оконцами работали девушки, молодые женщины, всё больше белокурые, — видно, немки. К вошедшим подошёл молодой мужчина со свисавшими на уши космами нечистых чёрных волос. Немцы таких причесок не носили.
— Позвольте спросить...
— Нам нужен господин Вольфсон.
— Но я бы хотел знать...
— Я баронесса Функ. Проведите нас в его кабинет.
— Сюда, — показал дежурный на лестницу.
В длинном коридоре второго этажа то здесь, то там появлялись парни, одетые в чёрные костюмы, с крутыми плечами и затылками и бросали на пришедших недобрые, настороженные взгляды.
— Охрана! — шепнул Кейде генерал.
И потом, когда дежурный пошёл докладывать банкиру о посетителях, проговорил:
— Их много. Чёрный батальон!
— Разве Гитлер не прогнал отсюда евреев? — спросила Кейда, вспоминая рассказы комиссаров и командиров о бедствиях евреев в Германии.
— Прогнал, но только не тех, которые в банках, — тем более здесь, на границе со Швейцарией — денежным мешком Европы!
Вольфсон встретил их неприветливо: не поднялся навстречу, не протянул руки. Напротив, видя, как они приближаются, он глубже уходил в бумаги, словно его сжимала незримая пружина.
— Садитесь, окажите любезность, — проскрипел он тихо и настороженно, и в голосе его явственно слышались старческие еврейские интонации. Огромные роговые очки закрывали половину лица, и только нос острым клювом выдавался над провалившимся ртом.
— Если можно спросить, то хотел я знать, что вам будет угодно от меня, господа любезные?
Говорил он по-немецки, но Кейда была уверена, что и по-русски он знает: и строй его речи, и интонации напоминали слышанные ею когда-то анекдоты о евреях.
Генерал пучил на него удивлённые глаза и решительно не понимал, зачем они пришли к банкиру и что будут говорить. Его юная спутница таких затруднений не испытывала.
— Господин банкир, имею к вам деловое предложение.
— Деловое?
— Да, деловое. Предлагаю создать фонд помощи фронтовикам.
Банкир уронил над столом голову.
— Фонд помощи? Но что это такое?
Банкир приподнял голову, сверкнул стеклами. Кейда же, забросив крючок, ждала, когда он клюнет. Спокойно оглядывала кабинет. В углу на железных ногах стоял небольшой, ничем не украшенный сейф, — обыкновенный стальной ящик. Картин на стенах не было, и не было на полу ковра, и только тяжёлые жёлтые шторы висели по краям окон. Кейда вспомнила: oн молодым приехал сюда из Цюриха. И живёт в такой обстановке? Торчит тут целые дни. Зачем она, такая жизнь?