Таким взбешенным Ордынцева еще не видел никто. Второй раз плюнув на этикет, он ухватил малого за плечо, притянул к себе и шепнул пару ласковых на ухо, для этого льву пришлось порядком наклониться. Затем небрежно оттолкнул и развернулся. При резком развороте рука с бокалом зацепилась за хлыща, на чужой светлый костюм плеснуло янтарной жидкостью. Народ вокруг, занятый собой, мелкую стычку не заметил. А ее гривастый участник уже был в сторонке и, приветливо кому-то кивая, приближался к Кристине.
— Еще мартини? — спросил как ни в чем не бывало.
— Не откажусь, — расхрабрилась приметливая.
Следующие пару часов Евгений Александрович был оживлен, весело острил и забавно рассказывал киношные байки. Легендарные имена произносились легко, привычно, с точной копией манер и речи знаменитостей. Представил Кристину какому-то колобку, гладенькому, румяному, на коротких ножках. Поболтав ни о чем и рассыпавшись в комплиментах «очаровательной спутнице», толстячок покатил дальше.
— Кто это? — спросила она, весело наблюдая потешную походку и кокетливый упитанный зад.
— Я же вас познакомил, — напомнил Ордынцев, — а о чем не сказывал, о том и не пытай, — усмехнулся, посмотрев на часы. — Уже поздно, я должен отвезти тебя домой.
И окатил холодным душем. Во-первых, дал понять, чтобы не совалась своим носом куда не следует, во-вторых, прямо указал, где ее место. На горшке, у маминой юбки: срываться — рано, рыпаться — зря. Использовал в своих интересах (и козе понятно, что не для души), а теперь еще и учит жить? Нет бы приличия ради спросить: уйдем? Пора — и баста! Хочешь не хочешь — ноги в руки и двигай. Хорошо!
— Мне давно пора домой, — тоном страдалицы призналась сопровождающая, — просто вас жду. Нельзя же уходить, когда вы разговором заняты, — в последней фразе — тонкий намек на ее тактичность и его перепалку с очкариком.
— Воспитанная девочка, — сдержанно похвалил примерное поведение Ордынцев, пропустив намеки мимо ушей. — Пойдем! — и развернулся, не дождавшись ответа. Уму непостижимо, кто может в такого влюбиться!
В машине «воспитанная девочка» уныло признала, что первый выход в свет, похоже, станет последним. Никто не ловил ее взгляд, не подходил знакомиться, не просил телефон. Все были заняты только собой или своими тетками — самодовольными, холеными, богатыми. Незадачливая «дебютантка» начала входить в раж. «Никому из этих сытых болванов и в башку не придет, каково терять единственный шанс пробиться наверх. И где прикажете теперь знакомиться? В метро, автобусе? Так там приличный народ не ездит. Таскаться по музеям, зевать в консерватории?». Кристина накачивалась жалостью к себе, как велосипедная шина — занудно и безостановочно. Ее раздражали и собственная наивность, и прежний восторг, и Ордынцев с его славой да седыми висками, и выпитое мартини, и длинноногая красотка, сдуру вляпавшаяся в коротышку, и эта машина, и вечер, на который возлагались большие надежды. Какие — не знала сама, но четыре часа назад сердце билось барабанной дробью, а сейчас даже не стучит — пукает, как старый соседский кот, постыдно, уныло и жалко. «Ну и черт с вами! — подытожила бедняжка. — Сама себя сделаю, без вашей дурацкой помощи, тем более, любви». Чья поддержка посылалась подальше, было не ясно, но уныние сменилось веселой злостью, а это было приятнее.
— Кажется, приехали, — ворвался в мысли молчавший всю дорогу Ордынцев, — напомни подъезд.
— Третий, — буркнула «психоаналитик» и взялась за ручку, собираясь выйти из машины.
— Не выпади.
— Вашими молитвами, — пробурчала экс-сопровождающая под нос и приготовилась выскочить. — Спасибо, Евгений Саныч, до завтра, — поблагодарила с достоинством.
— Подожди, — Ордынцев внимательно смотрел на расстроенную девушку, которая изо всех сил старалась скрыть эмоции. — Это я хочу сказать тебе спасибо. За вечер, за терпение, за тактичность. Извини, что прежде времени увел тебя. Я все понимаю и обещаю исправиться. Но и ты пойми: хорошее вдвойне хорошо, когда оно коротко, — и улыбнулся.
Черт бы побрал эту знаменитую улыбку!
В квартире повсюду горел свет, монотонно бормотал телевизор, но ее не встретил никто.
— Родители, вы где? — весело крикнула гулена, стягивая в прихожей сапоги. Кроме бубнящих экранных голосов других звуков не было. — Кто живой? — громко вопросила она, входя в гостиную.