— Да, — Вениамин терпеливо ждал на другом конце провода. — Я могу приехать к тебе, хочешь?
— Мне лучше побыть одной, извини.
— Понимаю.
— Что с ней случилось?
— Ее доставили с сильным кровотечением. Я совсем случайно там оказался, заскочил к институтскому другу, он заведует в этой больнице гинекологией. Игорь обещал интересные материалы, они позарез мне были нужны. И наткнулся не нее в приемном покое. Сначала даже не узнал. А она улыбнулась и, веришь, подмигнула. «Богатой, — говорит, — буду, если старый друг не признает, — он всхлипнул в трубку. — Подожди, я закурю?
— Давай.
— На следующий день позвонил Игорю узнать, как Хлопушка, а он мне и сообщил… Я, собственно, почему именно сейчас звоню, — он пыхнул в трубку. — Оля очень просила тебе передать, что ненавидит какую-то сиротку. Ты знаешь, кто это?
— Нет, — соврала Кристина, — понятия не имею.
Редакционное собрание прошло шумно. Обсуждали позицию канала в связи с предстоящими президентскими выборами. Времени всего-ничего, а они мельтешат: дают эфир то коммунистам, то демократам. Мнения разделились. Одни доказывали, что демократия — это свобода выбора, народ должен знать, из кого выбирать, а потому здесь не обойтись без плюрализма. Другие убеждали, что, если к власти придут коммунисты, квакнется и выбор, и сама свобода, а с ними прикажет долго жить СТВ. Особенно старался Незнамов. Высокий, красивый, с хорошо поставленным голосом, он высказывался каждые пять минут, картинно отбрасывая волосы со лба и четко выделяя каждое слово, пока всем не надоел, и кто-то с места попросил Сиротку заткнуться. Расходились тоже шумно: спорили, двигали бестолково стулья, хватались за сигареты. Впереди Кристины шли двое. Гришкина рука нежно обнимала чужую тонкую талию, идеально вылепленная голова склонялась к изящному ушку с бриллиантовой капелькой — эта девочка появилась у них совсем недавно, но уже успела заморочить головы многим. Похоже, Сиротка первым начал активно морочить голову ей. Внезапно Кристину охватила ненависть, от которой сбилось дыхание. Она обошла воркующую пару и застыла перед двумя носами.
— Ты чего, Окалина? — ухмыльнулся красавец. — Забыла что-то сказать?
— Забыла, — согласилась Кристина. И со всей силой вмазала по самодовольной роже. От всей души.
Глава 20
— Здравствуй, это я!
— Здравствуй, Кирилл. Сто лет тебя не слышала.
— Я знаю о твоем горе. Если скажу, что сочувствую, вряд ли оно станет меньше, и все-таки скажу, — он замолчал, видно, собирался с духом проявить сочувствие шесть месяцев спустя. — Мне очень жаль. Прими, пожалуйста, мои соболезнования.
— Спасибо.
— Помощь нужна?
— Нет.
— Меня полгода не было в Москве, приехал неделю назад. Как узнал, сразу стал названивать, но никто не снимал трубку.
— Много работы. Я редко бываю дома, иногда, вообще, отключаю телефон.
— А я тебя часто вижу по телевизору. Ты молодец, здорово ведешь: сдержанно и объективно, отличаешься от других.
— Спасибо.
— Извини, но вынужден спросить: для тебя очень важна дружба с Шалопаевым?
— Господи, а ты-то откуда знаешь? — похоже, этот человек, действительно, знал о ней все. Или почти все.
— Скажи, — не отставал Кирилл, — эта дружба для тебя в самом деле много значит?
— Ты меня допрашиваешь?
— Спрячь колючки, Кристина Я спрашиваю не из праздного любопытства. Мне не безразлична твоя судьба.
— Тогда где же ты раньше был?
— А что бы изменилось, если б я постоянно торчал у тебя перед носом? Ничего, — Жигунов сделал паузу, похоже, ждал опровержений, а, не дождавшись, продолжил. — Молчишь? Значит, прав. Я, вообще, редко ошибаюсь. Хотя сейчас, кажется, совершу большую ошибку, может, даже непростительную, — и снова затыка. Как будто в бесконечной погоне за преступниками бравый сыщик растерял слова, и теперь наскребал их в сусеках своей памяти с трудом. — Прости, но я жду ответа.
— А для тебя так важен мой ответ?
— Да.
— Тогда и я скажу: да. Мы с Мишкой знаем друг друга чуть не с пеленок, с первого по десятый в одном классе учились, в девятом я была в него влюблена. Он порядочный человек, может, немного доверчивый, но это — единственный его недостаток. А что молодым куролесил, так у многих в этом возрасте мозги набекрень.
— Но твои-то, положим, были в порядке?
— Мне просто больше повезло, вот и вся между нами разница, — пустой разговор начинал раздражать. — В общем, Шалопаев — мой друг, я горжусь нашей дружбой и очень ею дорожу, — с вызовом подытожила «сестренка». И, не удержавшись, добавила. — Всегда думала, что ты тоже мне друг.