Надежды Павловны не было нигде. Прятался здесь, правда, чуланчик, который архитекторша шутливо обзывала светелкой. Туда напоследок и решила заглянуть, отчаявшись, Кристина. Она подошла к узкой дверце и услышала приглушенные голоса, доносившиеся из щели. Один — хрипловатый, вкрадчивый, мужской, другой — гневный, женский. Подслушивать, конечно, нехорошо, но кто сказал, что невозможно?
— Я устал тебе повторять: никто ни о чем не узнает и не станет покушаться на твои права.
— Ты требуешь, чтобы я позволила твоим подонкам запустить в фонд грязные лапы? Мало им было убивать родителей, теперь хотят еще грабить детей?!
— Дура! Кому нужны твои сиротки? Речь идет о финансировании. От тебя требуется только ослабить зрение, если де юро будет слегка расходиться с де факто. Это очень немалые деньги, поверь. Бедные детки смогут жить на них, как у Христа за пазухой.
— Не погань Божье имя, Ефим! И не путай Иуду с Христом.
— Между прочим, дорогая, последние исследования ставят под вопрос предательство апостола Иуды.
— Я не собираюсь вести с тобой теологические споры. Мое решение тебе известно и давай закончим этот бессмысленный разговор. У вас, конечно, руки длинные, но до фонда им не дотянуться.
— Не боишься, если рассержусь?
— А вздумаешь угрожать, мне есть, чем ответить. Помнишь… — дальше глухое бормотание, потом возня, звонкий звук пощечины. — Негодяй! Думаешь, если открываешь ногой дверь президентского кабинета, это тебя спасет? Нет, милый, ты на крючке, и на этот раз не сорвешься, — снова нечленораздельная перепалка, в которой не понять ни слова, только шипение и обрывки фраз. Дверь распахнулась, Кристина едва успела отскочить в темный угол, за старинную вешалку, которую Надежда Павловна собиралась отдать знакомому реставратору, да все никак не доходили руки. Сейчас эта занятость сослужила любопытной гостье хорошую службу. Из «светелки» выскочила встрепанная хозяйка, спустя минуту мимо проплыл Осинский, безмятежно насвистывая «Чижика». А за вешалкой затаился свидетель странного разговора. Она испытывала противоречивые чувства: с одной стороны — неловкость воспитанного человека, знающего, что совать нос в чужие дела неприлично, с другой — профессиональный интерес, менявший этот минус на плюс. Победило второе. Гостья отлипла от вешалки и двинулась в обратном направлении, теперь она собиралась не прощаться, а наблюдать и запоминать. Наверное, так поступать неэтично, но сейчас журналистке Окалиной на этику было наплевать. Тертая телевизионщица почуяла чутким носом добычу и, точно натасканный пес, погнала по следу. Перед этим гоном все меркло вокруг.
Она пристроилась в укромном уголке, взяла в руки бокал вина и, безмятежно потягивая терпкий золотистый напиток, принялась усердно шевелить мозгами, исподтишка наблюдая за хозяйкой и одним из ее гостей. То, что произошло в «светелке», заставляло задуматься о многом. Зорина возглавляла благотворительный фонд «Мир — всем детям». Аббревиатура МВД наводила на грустные мысли, однако президент фонда была предана делу, честна и тряслась над каждой копейкой, строго прослеживая ее путь от начала, то есть, источника поступаемых средств и до самого конца. То, что фонд приглянулся Дубльфиму, не явилось для Кристины сюрпризом. О хитром «кукловоде» ходили разные слухи, в том числе, и о связях с боевиками. Чеченская бойня закончилась, но Чечня не перестала быть бездонной бочкой, куда вбухивались огромные средства, оседавшие в воровских карманах. Эта война, как и любая другая, оказалась двуликой: кого лишила жизни или осиротила, а кому обернулась родной матерью, напоила, накормила и обогатила. Дубльфим, наверняка, задумал использовать фонд для отмывки или прокрутки денег, или еще каких махинаций. Да мало ли путей, когда одни обогащаются за счет других! Не по ним пыталась шагать сейчас дотошная журналистка, исследуя каждую шпалу. Это, безусловно, достойно внимания, но позже. Теперь ее занимало другое: связь между Зориной и Осинским. А то, что сцепка между ними есть, сомневаться не приходилось. Не станут безразличные друг другу люди выяснять в чулане так горячо отношения, отвешивая оплеухи. И дело тут не только в желании Дубльфима запустить свои лапы в чужой фонд, крылось здесь что-то еще. А вот что — предстояло выяснить.