— Да-да, — подхватила молчаливая медсестра, — это правда. У меня двоюродный брат забрал из Останкина жену еще в восьмидесятом, сразу после Олимпиады. Он был членом госкомиссии по приемке ОТРК. Говорил, японцы замеряли там какие-то шумы, белые, что ли, так стрелка зашкаливала. А уж как Лизавета его на телевидении помешана — слов нет, ревела белугой после увольнения целый год.
Дружный дуэт в белых халатах изумлял своим невежеством, как будто не два столичных медика обсуждали проблемы здоровья, а пара темных деревенских баб судачила на завалинке о всяких небылицах.
— Короче, вот что я вам скажу, моя дорогая! — эндокринолог припечатала ладонью медицинскую карту Окалиной. — Хотите жить, о телевидении забудьте. Популярность, конечно, приятна, я сама только вас и смотрю, но мое удовольствие отравляет мысль, что вы себя губите. Если не убеждают слова, поверьте фактам, — она взяла в руки снимок УЗИ и стала сыпать медицинскими терминами, водя указательным пальцем по темному фону с непонятными дымчатыми разводами. Из всего сказанного Кристина уловила одно: на щитовидке появились новые узлы, незначительные, но способные на подлость. — Щитовидная железа — весьма уязвимый орган, реагирующий на малейшее отклонение от нормы. Недаром, например, эутиреоидный зоб является профессиональным заболеванием телевизионщиков и всех, кто подвергается любым излучениям. Сейчас, к сожалению, от этого не застрахованы даже дети: экология, — со вздохом пояснила докторша, поправила очки и взяла дешевую шариковую ручку с обгрызенным синим концом, похоже, кусала с досады на бестолковых пациентов, которые жизни предпочитали славу.
— Инна Матвеевна, я не могу оставить эту работу. Смягчите приговор, а? — улыбнулась Кристина, ей было совсем не до смеха.
Пожилая женщина снова сдвинула очки вниз и внимательно посмотрела на упрямицу. Птичье личико, покрытое мелкими морщинами, выражало озадаченность.
— Я что-то не пойму, вы не хотите жить?
— Хочу.
— Тогда в чем дело?
— Просто ни на что другое я не гожусь.
— Талантливый человек талантлив во многом. Пишите книги, сейчас это модно, преподавайте, у вас, кажется, есть институт, где готовят телевизионные кадры, организуйте какой-нибудь дамский клуб — делайте, что угодно! Вы же молодая, энергичная, умная женщина, голова-то у вас на что? Неужели ничего не можете придумать?
— Не-а, — с улыбкой подтвердила безголовая звезда.
— Да-а-а, — вздохнула докторша и поправила очки. Она проделывала это очень забавно, будто птичка клевала зернышко: головка вниз, неуловимое движение, р-р-раз — и готово. — Значит так, ежедневные прогулки в любую погоду, не курить, не нервничать, принимать регулярно лекарство, не забывать про врача, а с телевидением придется, — в очередной раз тронула роговую оправу и задумчиво посмотрела поверх стекол, — придется пересмотреть отношения. Если возможен другой график, давайте рискнем, — и снова головка вниз — очки вверх. — Я знавала случаи, когда одержимость побеждала болезнь. А вы, судя по всему, человек одержимый. Удачи! Жду вас через полгода.
…Кристина включила печку, обхватила обеими руками руль и задумалась. Если верить эндокринологу, а не верить не было причин, ситуация рисовалась ни к черту. То, что телевидение пожирает здоровье, ни для кого не являлось секретом. Особенно вредной считалась работа в аппаратной и на эфире. В советские времена об этом робко заикался профсоюз, наиболее ретивые пытались добиться всяческих льгот, одно время выдавали даже талоны на бесплатное питание и молоко, приглашали диагностов с замысловатыми приборами. Потом кампания по оздоровлению сдохла, так и не успев толком пожить. Появились новые проблемы, например, барахольные распродажи, где при тотальном дефиците народ впадал в ступор, забывая обо всем на свете, или кидался грудью на прилавок, не помня себя. Телевизионщики, вообще, не особо пеклись о собственной персоне. В первую очередь волновали съемки, монтажи, озвучки — эфир, которому поклонялись, точно идолу — дикари. Тут уж при ошибке могла запросто полететь голова, а безголовому другие органы ни к чему, стало быть не о них и надо переживать. Но сейчас бравировать беспечностью не стоило, иначе докторша окажется права. Не то, чтобы слова этой врачихи напугали, вовсе нет, но рано или поздно задуматься над ними придется. Одно известно без всяких раздумий: из эфира она не уйдет, уж лучше сразу сдохнуть.
Кристина посмотрела на часы: семь. Сегодня как раз тот редкий день, когда можно распоряжаться собой. Поваляться с книжкой на диване или убрать наконец в квартире, нагрянуть к Шалопаевым, послушать милый лепет Светика, понежиться в чужом тепле, или заехать к Зориной и, совмещая приятное с полезным, обсудить за кофейком предстоящую съемку, а то присмотреть в галерее «Актер» новый костюм — да мало ли приятный дел у безделья! Кристина Окалина выжала сцепление и покатила на работу.