Глава 23
— Он позвонил из машины, — захлебывалась слезами Светлана, — уже на подъезде к дому, сказал, будет минут через десять. Сказал, у него для меня сюрприз. И вдруг… о-о-ой, — она завыла так, что у Кристины едва не лопнули барабанные перепонки, — Мишенька-а-а!
— Послушай, ты можешь взять себя в руки и толком рассказать, что случилось? — закричала разъяренная «сестренка». — Прекрати истерику, иначе я брошу трубку!
Эта грубость, как ни странно, привела в чувство Мишкину жену, и та заговорила довольно внятно, без подвываний и слез, только принялась беспрерывно икать, отчего ее сбивчивая речь вопринималась еще хуже.
— Прости, ик. Он только сказал про, ик, сюрприз, и вдруг я услышала страшный, ик, грохот, у меня, как будто, ик, в ухе разорвалась бомба, ик. И все, он куда-то, ик, пропал. Только трещало, ик что-то. А я все кричала, ик, звала и звала, а потом, ик, чей-то голос рявкнул, ик, в трубку: заткнись! И послал, ик, меня на три буквы, ик.
— Света, пожалуйста, выпей воды, я подожду. Хорошо?
— Ик, ага.
Кристина тупо уставилась в ковер на полу, стараясь ни о чем не думать. Рыжие завитки узора вдруг шевельнулись, и в них проявилась знакомая хитрая рожица с растянутой до ушей улыбкой. «Сестренка» выругалась, как сапожник, но легче на душе не стало.
— Але, это я, — доложилась Светлана, похоже, вода пошла ей на пользу.
— Света, может, ты зря паникуешь? Мишка никогда не ездит один. Могла взорваться машина с охраной, а он жив. Пусть даже ранен, но не убит же!
— Нет, — уж лучше бы она икала, этот ровный голос заставлял мурашки бегать по коже, — нет, Миша погиб. Я знаю, чувствую. Я поняла это по лицу Анатолия, сразу.
— Кого?!
— Щукина. Он как раз был у нас дома. Ждал Мишу. Принес букет цветов и подарок. У меня же сегодня день рождения.
— Поздравляю, — машинально пробормотала Кристина. — А вы приглашали его в гости?
— В этот раз нет, просто он сказал, что Миша просил подъехать. Они же партнеры. Что-то срочное, я не вникала. Меня не больно-то посвящают в дела, Миша говорит: меньше знаешь, крепче спишь… Говорил.
— Щукин у тебя?
— Уехал. Сказал, надо выяснить, что случилось. Обещал позвонить. Вот, жду его звонка, — потом запнулась и робко спросила. — А ты не могла бы подъехать?
— Прямо сейчас?
— Ага.
— Сейчас — никак, моя хорошая, у меня ночной монтаж.
— А завтра?
— Эфир. Вот если только вечером, часам к десяти, ничего?
— Буду ждать.
— Как Светланка?
— Скучает по папе, она очень к нему привязалась.
— Держись, может, все образуется. Мне кажется, Михаил жив.
— А мне нет, — и положила трубку.
Кристина посидела минут пять в кресле, бессмысленно выискивая в ковровом орнаменте промелькнувшую Мишкину физиономию. Но лепестки с завитками равнодушно пялились снизу вверх и вызывали своей оцепенелостью смертельную усталость. Хозяйка послала узоры к черту, поплелась в ванную, приняла душ, лениво размазала крем по телу (что-то кожа стала сохнуть, скоро локти будут жестче пяток), оделась, провела пару раз щеткой по влажным волосам, потом вышла в кухню, сварила кофе. В запасе оставалось двадцать минут — хватит вполне на чашку и сигарету. Но до смешного мало, чтобы осознать случившееся с рыжим.
Она сразу поверила Светлане. В первую же секунду, едва та зарыдала в трубку, «сестренка» поняла: ее друг погиб.
Слегка затуманенная событиями последних суток голова думать совсем не хотела и выдавала не мысли — обрывки воспоминаний. Первый полудетский поцелуй в пустом школьном классе, высокая фигура в ватнике под прицелом — на домотканом половике чистоплотной Анны Сергеевны следы от грязных сапог, простодушное восхищение бронзовым башмаком, труп под грузинским столом и деловитый Мишкин кореш, взволнованный жених в церкви рядом с округлившейся сияющей невестой, холодная ненависть у весело пылающих дров в камине и бесконечное «сестренка»… Она подозревала, что добром все это не кончится, но надеялась, что конец будет не таким скорым. Вспомнились слова Кирилла: «Твой друг ходит по очень тонкому льду». Похоже, сыщик оказался прав, да только его правота ушастого не спасла. Кристина сделала последний глоток, задумчиво осмотрела кофейный осадок. И поняла, что должна наказать убийцу. Как — понятия не имела, но впервые вверялась судьбе и знала, что та не обманет.
…Прошло полгода. Не изменилось ничего, и многое стало другим. Дело об убийстве Зориных, кажется, медленно, но верно превращалось в «висяк», что и следовало ожидать, потому как расследование велось под строгим президентским контролем. «Детка» наследовала приличное состояние: квартиру, завещанную Андреем Ивановичем (?!), и все движимое имущество Надежды Павловны, то есть, платья, юбки, обувь да пару ношенных шуб. Фамильные драгоценности исчезли, осталась одна пустая шкатулка, о которой доложил Жигунов, взяв клятвенное слово тут же об этом забыть. Трагедию с Мишкой «сестренка» пережила странно: отстраненно, точно горе ее не коснулось, гораздо с большим волнением наблюдая за реакцией других. Похоронами занимался Осинский, как будто не было у него дел поважнее. Светлана, которая осталась одна, как указующий перст, не считая, конечно, Светланки, прониклась чувствами к Ефиму Ефимовичу и постоянно твердила, с каким уважением относился к этому прекрасному человеку Миша. Скепсис «сестренки» к восторженным ахам да охам скоро растаял: забота Дубльфима и впрямь оказалась искренней, бескорыстной. Особенно трогательно он беспокоился о девочке, предлагал даже окрестить малышку, напрашиваясь в крестные отцы. Осиротевших Свет Осинский навещал довольно часто. Но больше других крутился вокруг молодой вдовы Щукин: умный, ловкий мерзавец, трепетно опекающий жену погибшего партнера и старого «друга». Как-то Кристина попыталась предостеречь наивную Светик от доверия к этому типу и рассказала про бронзовый башмак. Шалопаева молча выслушала, задумчиво потерла указательным пальцем новую морщинку на лбу, недобро усмехнулась.