Свадьба прошла тихо и скромно, оба не хотели пышной пошлости. Он — из принципа, она — из потворства этому принципу. Белое платье, правда, было, на нем настоял жених. Евгений уверял, что белый цвет ей дан судьбой, а когда надевал на палец старинное кольцо с алмазом, шепнул, что перстень станет талисманом. Видно, так оно и есть, потому что с той минуты молодая жена тут же скакнула в сказку. Просторная квартира в центре, престижная работа, громкие имена, с которыми запросто теперь болтала, собственная новая фамилия, известная почти всей стране. И, наконец, эта поездка в Сан-Франциско, подарок ко дню рождения. Скажи кто-нибудь даже пару лет назад, что с ней такое случится, покрутила бы пальцем у виска. Но безумная выдумка обернулась чистой правдой, в которую до сих пор верилось с трудом. Кристина Ордынцева была так счастлива, что иногда становилось не по себе, ведь известно: за все в этой жизни приходится платить А если плата окажется вдруг непомерной?. Но вспомнился как-то чердак в родительском доме, и счастливица решила, что ее везение уже оплачено с лихвой. На том и успокоилась. Накануне вылета позвонила мать. Мария Павловна пожелала, как водится, счастливого пути, повздыхала, довольная, в трубку, приговаривая, что материнские уроки воспитания не прошли для дочери даром, передала привет зятю. Потом прочистила горло и робко спросила.
— Детка, ты не будешь против, если меня тоже кто-нибудь попытается сделать счастливой?
— А что, и кандидат уже есть?
— Не пошли, пожалуйста, — в голосе прозвучали незнакомые нотки, — папу не вернуть, а я далеко не старуха. Одной ведь рукой, Кристина, и узла не завяжешь, тем более, что к старости рука слабеет.
— Извини. Конечно, ты права. Я поддержу любое твое решение.
— Спасибо, доченька! — повеселела Мария Павловна. — Береги себя.
— Ты тоже, — Кристина повесила трубку, одной заботой стало меньше.
В Сан-Франциско их пригласил друг Евгения, который эмигрировал в Штаты лет десять назад. Талантливый писатель, умница с аллергией на повальное вранье сочинял в свое время сказки для взрослых, намекая добрым людям на кое-что в родной державе. Периодически впадал в запои, очухивался, кидался к пишущей машинке печатать свои правдивые небылицы, снова поддавал и опять писал. Страницы с вечно проскакивающей буквой «е» зачитывал друзьям, те из-под копирки читали приятелям, а уж последние шептали на ухо остальным. Видно, кто-то шепнул слишком жарко. Сказочника пригласили в скромный кабинет, ткнули носом в бракованную буковку, предложили совет, любовь да опеку. Совет не принял, любовью пренебрег, от опеки отказался. Запил по-черному, но писать по указке не смог, и скоро отчизна вышвырнула непокорного сына вон. Отделался легко, мог бы сгореть от цирроза или сдохнуть от туберкулеза. Словом, обычная история. Последние пять лет тезка и друг обосновался в пригороде Сан-Франциско. Днями читал молодым американцам лекции о русской литературе, ночами видел сны с деревенской речкой, приставучей козой Нюркой и родной бабкой, от которой вечно пахло молоком, свежим хлебом и дегтевым мылом. После этих снов прилипал к компьютеру, набирал тексты, распечатывал, правил карандашиком и прятал в ящик стола. Однажды он в этот стол полез не чтобы положить, а чтобы вынуть, за это и удостоился Национальной книжной премии. Как ни зазывал лауреат к себе школьного друга, остановились Ордынцевы в отеле. Но почти каждый вечер подъезжали к небольшому белому дому на тихоокеанском берегу, устраивались по-московски на кухне, распивали родную «Столичную», занюхивали «Бородинским», закусывали селедкой с лучком. И спорили до рассвета. О перестройке, о Горбачеве, о России и русской душе, о творчестве, о жизни, о какой-то Машке, в которую оба были влюблены, — да о чем они только не спорили! А Кристина слушала, подняв, как девчонка, колени к подбородку и думала: вот оно, счастье. Выходила на террасу, вдыхала пряный ночной воздух, пялилась на океан и благодарила судьбу. Так прошло восемь дней, оставалось еще два. Сегодня они поглазеют на подводный мир, потом — на роскошные витрины, днем посидят в баре, вечером поужинают в ресторане. А после развалятся на широкой кровати и будут друг друга любить. Не заниматься любовью, как говорят американцы, а любить, как умеют это делать русские. Она сладко потянулась, закрыла, наконец, глаза и заснула.
…Во сне Кристина Ордынцева ехала с мужем в поезде. На мельхиоровых подстаканниках скакали кони, в стаканах болтался чай, звякали ложечки. Ели крутые яйца с зеленым луком и свежим огурцом, смеялись каждому слову. Да что там слову, палец покажи — зальются хохотом. Потом поезд остановился, прямо в горах, среди ярких цветов и кактусов с многоэтажный дом. «Что за ерунда!» — удивилась пассажирка необычной флоре. Они подхватили чемоданы и спрыгнули в густую сочную траву, а остальные покатили дальше. Внизу сверкало море, цвет его был иссиня синим, как пересиненная вода в ванне, когда мать полоскала белье. Сверху к морю вела широкая лестница, нижние ступени уходили прямо в воду.