— Хорошо.
— Кофе? — снова надулся радостью шарик.
— Спасибо, нет. Мы спешим.
В такси Кристина молчала. Слова могли только оскорбить чувства, которые в ней булькали.
— Спасибо, Женя, — наконец выдавила сказочно одаренная. И всхлипнула. — Я тебя люблю.
— Очень на это надеюсь, — улыбнулся Ордынцев и чмокнул молодую жену в нос.
Прошло еще два года. За это время Мария Павловна нашла себе «вторую руку», которая помогала ей распутывать разные узлы, Любаня сходила на пару месяцев замуж, Ордынцев выпустил новый двухсерийный фильм, а Кристина выучилась огрызаться на коллег, держать дистанцию и не верить ласковым речам.
— Почему ты не приглашаешь своих телевизионщиков домой? — спросила как-то Любочка, потягивая мускат, презентованный режиссеру молдавским собратом.
— Не хочу.
— Ну и дуреха! У тебя такая роскошная хата, потрясный муж — пусть дохнут от зависти. Передохнут — быстрее доберешься до цели. Не век же тебе редактором трубить. Жена должна соответствовать мужу.
— Потому ты и погнала своего молодожена?
— Это он меня оставил, — запечалилась Любаня и с интересом заглянула в бокал, — видно, решил, что прораб летчику не пара. Испугался, что крылья подрежу или хвост обрублю, — беспечно призналась она остаткам вина.
— А теперь хочешь накаркать редакционный мор?
— Все равно ж помрут когда-нибудь, — равнодушно пожала плечами каркуша, — а так — хоть с пользой.
— Каткова, ты с каких пор стала такой кровожадной? Не боишься наказания? Говорят, дурные мысли бьют прежде всего по мыслителю.
— Не всякая вина виновата, — парировала мыслительница. — А я не зла другим желаю — тебе добра. И не наша забота, если добро пожрет помеху. Жизнь, Окалина, это, вообще, сплошная битва за жрачку. Давай лучше выпьем, не люблю философствовать!
После переезда подруги к мужу Каток повадилась регулярно подкатывать к уютному дому. Здесь хорошо принимали, сытно кормили и вкусно поили, нередко вели задушевные беседы, а главное — здесь можно было встретить интересных людей, которых раньше простодушная Любаня и во сне не мечтала узреть. Но, если честно, больше всего сюда тянула надежда удачно пристроиться. Хранила Люба Каткова глубоко в душе заветную мечту: окрутить богатого мужика и плевать всю жизнь в потолок, изображая любовь, усталость и легкое недомогание. Если это удалось Окалиной, что может помешать Катковой? Внешность? Ерунда, с лица воду не пить, да и не этим мужиков берут. Ум, душа? Так, если умом пользоваться с умом, то и душа прихорошится. Наблюдая, как пахала на своем хваленом телевидении простоватая подружка, Любочка тихонько посмеивалась над наивной трудягой. Кристина не понимала элементарного: нельзя так унижать мужа. Жена-трудоголик — оскорбление мужской сути. Ничто так не губит мужчину, как рабочая лошадь в постели. Гостья задумчиво обвела хозяйским глазом чужое гнездо. Нет, такой мужик, как Ордынцев, заслуживает лучшего. Пыль на телевизоре, цветы в вазоне подвяли, люстре сто лет в обед. А все потому, что Окалина слишком отдается работе, а отдаваться надо мужику. Да и пылинки не грех почаще снимать: что с телевизора, что с мужа.
— Ты о чем задумалась, Любаня?
— Домой пора, — вздохнула гостья, поднимаясь, — завтра рано вставать. У нас рабочий день с восьми, будь он проклят.
— Не обидишься, если не провожу? Мне еще текст писать.
Любаня понятливо кивнула: допишется.
Хозяйка закрыла за гостьей дверь, включила электрический чайник, бросила в кипяток пару ложек растворимого кофе. Работы много, сидеть придется до поздней ночи. Хорошо хоть Женя задерживается: никто не мешает. Она принялась вчитываться в статью о человеке, которого будет снимать. Человек важный, подготовиться к интервью нужно основательно, чтобы не пришлось краснеть. Но журналист кривил душой, шаблонные фразы прятали факты, юлили, врали и бесстыдно хвалили то, за что бы надо бить по морде. Кристина вздохнула и поплелась покурить. На балконе раздражение ушло. Сентябрь — желтеющие листья, дымок, арбузы, сладкие мясистые помидоры, хризантемы, плащи и ласковое грустное солнце. С девятого этажа видно набережную, вечерние огни, верхушку высотки. Ордынцевы жили в хорошем месте — престижном и уютном. И квартира была неплохая — просторная, светлая. И работа — у мужа, не у жены. Работа, получить которую казалось счастьем, обернулась кусочком сыра в мышеловке. Захлопнуться дверце мешала знаменитая фамилия, и только. Выпускница МГУ с опытом ассистента режиссера в «Экране» и представить не могла, в какое гнездышко сунулась. Видно, Ленка неспроста тогда отказалась. Вокруг суетились, снимали, выдавали материал в эфир не люди — хамелеоны, которые пресмыкались перед силой и постоянно меняли свои убеждения. Впрочем, трудно изменить то, чего нет. К редактору Ордынцевой относились неплохо, некоторые даже заискивали, набиваясь в друзья. Кристина никого к себе близко не подпускала, просто вкалывала на совесть и была ровна со всеми. Да и главный редактор жену друга не выделял. Емельянов знал свою стаю и понимал, что дразнить ее не стоит. Разве что позволил пару раз выйти в эфир. Одним словом, злые языки при имени Ордынцевой заскучали быстро: невозможно ведь постоянно перемывать одно замужество. Молодая женщина погасила окурок в пепельнице и вернулась к письменному столу.