…Съемка сорвалась. Большой человек срочно укатил туда, куда поманил пальцем больший. Съемочная группа поцеловала дверь кабинета, выслушав на дорожку барского помощника.
— Петр Владимирович уехал десять минут назад. Его срочно вызвали туда, — обтекаемый блондин с идеальным пробором многозначительно закатил глаза к потолку. «Чтоб ему там провалиться!» — разозлилась Кристина.
— Может быть, стоит его подождать?
— Не стоит, — просиял «пробор», — никто не знает, как долго он там пробудет.
— И ничего не просил передать? — не унималась настырная телевизионщица. — У нас же была договоренность о съемке.
— Петр Владимирович не просит, девушка. Он отдает приказы.
— Пойдем, Кристина, — не выдержал режиссер, — такое у нас случается часто, — и кивнул блондину. — Всего хорошего!
Они снова впихнулись в рафик.
— Слушай, Ордынцева, а может, ты двинешь домой? — вдруг предложил Сергей. — Я сам доложу, что съемка сорвалась. Смотри, уже семь, приедем к восьми. Что тебе ехать-то?
— И правда, Кристина, — вмешался ассистент Миша, — воспользуйся свободной минуткой, расслабься, — и ухмыльнулся, — это ж как подарок.
— Ну да, подарок! Я вчера до двух ночи сидела, чтобы подготовиться.
— Вот и поспи, — в один голос пожелали ребята.
— Ладно, — сдалась она, — завтра в десять буду как штык. Пока!
— Отдыхай, труженица! — весело полетело вдогонку.
Если честно, это даже и к лучшему. Женя должен быть дома, а в последнее время они редко видятся, не совпадают выходные: то у него аврал, то у нее завал. Она тормознула у телефонной будки: порадовать, что через полчаса заявится. Порылась в кошельке, монету не нашла. «Ну и чудненько, пусть будет приятный сюрприз!» — развеселилась Кристина и побежала к метро. В вагоне вспомнила, как однажды внезапно вернулся домой отец. Она, совсем мелкая, лет пяти осталась почему-то одна в квартире. Темнело. Встать и включить свет было страшно, и девочка, вцепившись в пластмассового Буратино, терпеливо ждала маму, которая обещала дочитать сегодня сказку про золотой ключик. Они остановились как раз там, где Буратино дрожал от страха на листе болотной кувшинки. Кристина хорошо помнила свое тогдашнее состояние. И как же она была счастлива, когда вдруг зажегся свет, а папин голос весело спросил: «Кто это сидит здесь один в темноте?» Это возвращение помнилось до сих пор именно своей внезапностью, которая принесла радость и спасла от одиночества. Муж, конечно, не ребенок, но что-то типа того. Такой же беззащитный, заброшенный и ждущий ласки. У выхода купила астры, в магазин забегать не стала: время жалко, да и нет там ничего все равно.
Тихонько открыла ключом дверь, на цыпочках вошла в прихожую. Свет не включала — сюрприз должен быть настоящим, только тогда он и помнится. Сняла плащ, забросила на вешалку. И, предвкушая удовольствие, распахнула двери гостиной. В углу горел торшер, на абажур был наброшен шелковый платок. Но даже этого слабого света оказалось достаточно с лихвой, чтобы увидеть то, что видеть невозможно.
На диване лежали двое. Голые, в бесстыдной позе. Любочка, видно, решила, что оседлать мужа подруги легко, и потому уселась на него верхом, костлявой задницей к Кристине. Кривенькие ножки, согнутые в коленях, плотно обхватили чужие бока, цепкие ручонки вцепились в седеющую грудь. Каток самозабвенно крутила задом, и в пылу страсти не услышала посторонний звук. Чуткое ухо режиссера было забито собственным сопением, глаза закрыты, а потому приход жены он тоже не заметил.
— Привет, — выстрелил негромкий голос.
Мужские глаза мгновенно открылись, женские пятки сверкнули в воздухе. Взбрыкнувший «конь» сбросил «всадницу», та слетела на пол и в ужасе уставилась на нежданную хозяйку.
— А я и не знала, что ты любишь подъедать с чужого стола, — поделилась внезапным открытием третья лишняя и швырнула астры в знакомую с детства рожу.