— Два кофе, пожалуйста, — Ордынцев повернулся к жене, — что-нибудь еще?
— Нет.
— У нас свежайшие эклеры, — охотно доложилась Зиночка.
— Спасибо, — выдавила улыбку Кристина, — не хочу, — и направилась к столику в углу. Не прошло минуты, как рядом пристроился знаменитый муж. Знаменитым-то он останется, а вот мужем — уж точно нет.
— Ты не ночевала дома, — спокойно заметил Евгений между двумя глотками кофе. — Почему?
Она едва не поперхнулась, поразившись невинной наглости вопроса.
— Я никогда теперь не буду ночевать в твоем доме. Ни засыпать, ни просыпаться, ни варить тебе кофе, ни ждать — ничего этого больше не будет.
— Почему? — не отставал великий киношный психолог. Его жизненная психология оказалась страшной.
— А ты — страшный человек.
— Почему? — Ордынцева точно заклинило.
Кристина молчала. Все слова, которые рвались сейчас с языка, казались выспренными, наивными или глупыми. Они могли выдать обиду, ревность, унижение, злость, наконец. Но не объясняли главного: почему все так случилось.
— Молчишь? — усмехнулся Евгений. — Не знаешь ответа? А ты его и не найдешь, потому что упрямо не хочешь взрослеть, — он, не спеша, пил кофе, смакуя каждый глоток. — Все под луною до смешного просто, Крысенок. И только экзальтированные дамы да незрелые юнцы хотят нашу жизнь усложнить. Есть любовь, а есть нормальная физиология здоровых мужчин и женщин. Я тебя люблю, и не кривлю здесь душой. Но это совсем не значит, что я должен подавлять свои рефлексы. Твоя подружка — только секс, ничего больше. Подумай хорошенько: стоит ли из-за одного траха ломать свою жизнь?
Кристина — заводным механизмом — помешивала ложечкой темную бурду и никак не могла остановиться. Разум отказывался верить словам, которые нагло лезли в уши. С таким откровенным, ничем не прикрытым цинизмом она сталкивалась впервые. И выказывал его человек, чей талант завораживал миллионы людей, кто умел так нежно любить, знал ответы на многие вопросы, учил понимать мир и людей. Только вот учение это никак не вязалось теперь с самим учителем — бездушным, жестоким эгоистом.
— У меня дела, — Ордынцев поставил на стол пустую чашку. — Больше объяснять ничего не буду. И так о многом сказано, а я не любитель душещипательных бесед. Драмами сыт по горло на работе, дома мне нужен душевный покой. Просить прощения не стану: глупо извиняться за функции организма. Надумаешь вернуться — вот ключи. А горячку не пори, и гордыне своей не потворствуй. Гордыня часто оказывается началом падения, — запнулся на секунду и добавил. — Пока буду ждать, — примирить с ним могла только эта запинка.
После его ухода Кристина бездумно уставилась в свою чашку, не переставая звякать ложечкой о края. Потом опомнилась, вытащила ложку, сделала глоток. Остывший кофе показался мерзким пойлом, жидким и безвкусным.
— Разрешите? — у столика почтительно застыл лысеющий брюнет. Крупный нос, хитрый рот, гладко выбрит, короткая шея перехвачена галстуком под воротником белоснежной рубашки, темный костюм, сверкающие ботинки. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: чужак. «Крыса», — безразлично оценила его Кристина, уж больно смахивал этот тип на подвально-помоечное животное. — Благодарю вас! — просиял крысиный тип, видно, принял молчание за согласие и пристроился на стуле, еще не остывшем от предыдущего зада. — Как у вас тут мило! Наверное, очень приятно быть здесь своим человеком, — хрипловатый голос звучал напористо и ласково, точно медоносная пчела жужжала над цветком.
— Да, — телевизионщица поднялась из-за стола, — приятного аппетита.
— Спасибо, благодарю вас! — на все лады расшаркался чужак. — Ключики не забудьте, — и хитро улыбнулся. — Лучше находить, нежели терять.
«Шут!» — решила Кристина и молча взяла ключи.
Прошел месяц. Дни ползли за днями, вечера толкали к телефону. Несколько раз снимала трубку, даже набирала первые три цифры, но потом нажимала на рычаг и шла советоваться с сигаретой. Позвонила как-то Ольга. Хлопушина, на удивление, вела себя тактично, расспрашивала о погоде, о работе, о планах на выходные, предлагала встретиться, попить кофейку где-нибудь в уютном месте. Об Ордынцеве не заикалась, зато доложила о слухах, которые гуляли по Останкино: грядет очередное сокращение.