В уютном зальчике, прозванном телевизионщиками «греческим», вкусно пахло кофе, бубнили голоса, народу, на удивление, оказалось немного, и найти свободный столик не составило труда. Она бросила сумку на соседний стул, еженедельник — на стол и, бдительно наблюдая за собственностью, пристроилась у стойки.
— Добрый вечер, Зиночка! Три кофе в песке, пожалуйста. Один сейчас, два чуток позже, ладненько? Минут через пятнадцать Евгений Саныч подойдет.
Девушка в голубом нейлоновом халатике дружелюбно улыбнулась и кивнула. Ордынцева знал каждый, и близость к его знаменитой особе была тем волшебным ключом, который мог отпереть любую дверь. Такое открытие для дочери рядовых врачей оказалось приятным. Но злоупотреблять этим она не собиралась: не стоит суетиться позади чужой славы. Заработай собственную, тогда и выставляйся.
Потягивая кофе, будущая «звезда» прикидывала, как бы ловчее избавиться от «хвоста», который на ней висел. Английский Окалина знала неплохо, но одно дело — болтать дома с Челышевым, другое — вникать на экзамене в дурацкие перфекты.
— Разрешите присесть?
От неожиданности нерадивая студентка вздрогнула и подняла глаза. У столика, расплываясь во весь рот, высился столбом незнакомый верзила. Худощавый, в модном костюме, при галстуке, с аккуратной короткой стрижкой. В другое время можно и позволить себе такое соседство, но сейчас подойдет Ордынцев, ни к чему ошиваться здесь посторонним.
— Занято, — сухо ответила она и снова уткнулась в записи.
— А вы все такая же колючая, Кристина?
— А мы разве знакомы? — удивилась колючка.
— Вы позволите присесть? Я не отниму больше пары минут. Но объясняться стоя — не совсем удобно, согласны? — он таращился на Кристину, ровно чукча на клубнику: с восторгом и опаской, словно не верил своим глазам, как это чудо тут оказалось.
И «чудо» сжалилось.
— Я жду режиссера, но две минуты у вас есть, — обронила снисходительно. И вдруг улыбнулась ни к селу ни к городу.
— У вас хорошая улыбка, так улыбаются люди с чистой совестью, — заметил допущенный, опускаясь на соседний стул, его длинным ногам явно не хватало простора, и он выставил их в проходе. О внезапную преграду тут же споткнулся парень со стаканом чая и горкой бутербродов на тарелке. С верхнего свалился кусок колбасы и плюхнулся в чашку Кристины.
— Черт! — разом чертыхнулся пострадавший дуэт.
— Простите! — вскочил виновник. Ловко сунул что-то в чужой карман и шепнул малому пару слов на ухо.
— Нет проблем! — ухмыльнулся тот и двинул дальше.
«А денди-то с душком», — оценила пижона честная труженица, знающая цену копейке. Она ни в грош не ставила подобных типов — самоуверенных, никчемных, неумелых, привыкших покрывать рублем собственные ляпы, убежденных, что миром правят деньги. Как правило, это были циники без понятия о совести и чести. У входа показался Ордынцев. Его взгляд остановился на «модном костюме», от этого взгляда Кристина невольно поежилась.
— Переговоры прошли успешно. Стороны расстались, довольные друг другом. Всего доброго! — скороговоркой выпалила она и, не дожидаясь ответа, поспешила к Евгению Санычу. В спешке зацепила сумку, висевшую на спинке стула. Итальянский презент Челышева свалился на пол.
— Черт! — бросилась к коричневой замше владелица.
Долговязый опередил на секунду. Вежливо подал сумку и спокойно заметил.
— Всего вдруг не сделать, Кристина.
Она молча ухватилась за длинный ремешок, буркнула «спасибо» и подошла к режиссеру, с интересом наблюдавшему короткую сценку.
— Евгений Саныч, вот наш столик, — указала на колбасу в чашке. — Я сейчас кофе принесу.
— А ты уверена, что он свободен? — прищурился Ордынцев. Его крупная гривастая голова с поседевшими висками высилась прямо и величественно, как скала.