Мы рыскали по лесу целый час, но ничего не нашли. Кенни поиски к этому времени надоели, и он занялся лазаньем по деревьям. Лазать он умел неплохо. Но ещё лучше умел падать, поэтому я решил, что пора заканчивать и возвращаться домой. У нас оставался в запасе ещё один день, а тащить на себе Кенни со сломанной ногой мне совсем не хотелось.
— Кенни, спускайся, — крикнул я. — Продолжим завтра.
Он сидел на большом старом дереве с растрескавшейся корой и узловатыми ветвями, которые начинались близко от земли — поэтому-то Кенни на него и полез. Даже я понял, судя по листьям, что это дерево — дуб.
— Мне отсюда всё-всё видно, — прокричал Кенни в ответ. — Я вижу церковь и вижу кафе с картошкой фри. Мы купим картошки фри?
— Да, Кенни, купим, — сказал я. — Но для этого тебе надо слезть с этого чёртова дерева. Давай живо вниз.
Пока Кенни спускался, я заметил лежавшую на земле под дубом траву.
Сухую траву на земле.
Я тут же вспомнил, как читал в книжке, что барсуки часто меняют подстилку в своих норах. Так они избавляются от блох и от всякой прочей заразы.
Все мои чувства невероятно напряглись. Я внимательно осмотрелся, выискивая взглядом то, что могло оказаться входом в нору. И пожалуйста: в корнях дуба чернел лаз. Было совершенно непонятно, как я его не заметил раньше.
Кенни приземлился рядом со мной и перекувырнулся вперёд. Он однажды увидел по телику, как этот трюк проделывает десантник или кто-то вроде, и с тех пор спрыгивал с деревьев только так.
— Кенни, я её нашёл, — сказал я.
— Так и знал, что ты найдёшь, — отозвался он. — Ты всё можешь.
Я не понял, что именно имел в виду Кенни, но от его слов у меня потеплело на душе.
— Тут где-то должны быть ещё входы, — сказал я. — Давай поищем.
Довольно быстро мы нашли ещё два входа в нору: один совсем рядом, другой чуть в стороне, под другим деревом.
— Дело сделано, — сказал я Кенни по пути к месту, где мы оставили свои велики. — В субботу утром мы отвезём Снаффи его маме.
— Она обрадуется, — сказал Кенни.
Взглянув на него, я ожидал увидеть фирменную широкую улыбку, но лицо у него было грустным.
«Наверно, ему жалко расставаться с барсуком», — подумал я.
25
В пятницу после полдника у нас с отцом состоялся разговор, пока Кенни, Самит и Тина в последний раз перед расставанием играли с барсуком. Я просил их этого не делать, потому что ему надо было готовиться к возвращению в барсучью семью. Но они всё равно играли, а у меня не хватило духу им это запрещать.
Как всегда при важном разговоре, отец налил себе кружку чая. В последние дни он вообще пил много чая и гораздо меньше, чем обычно, дешёвого пива. Я даже подумал, что у нас так плохо с деньгами, что отцу на него просто не хватает.
— Ты знаешь, Николас, — сказал отец, — что мне, возможно, придётся… вас оставить.
— Хочешь сказать, сесть за решётку? Да, я это знаю.
— Без меня вас с Кенни отправят в приют.
Я кивнул.
— Короче, — продолжил отец, — я решил, что этого нельзя допустить.
— От тебя же тут ничего не зависит.
— Нет, зависит. Я могу сделать одну вещь.
Я мгновенно понял, что он имеет в виду: отец собрался сдать полиции отца Джезбо, Мика Боуэна.
— Пап, не надо, — сказал я. — Мик тебя убьёт.
— Не убьёт. Его посадят.
— А что будет, когда он выйдет?
Отец пожал плечами.
— Знаешь, мы с Миком дружили, давно, ещё пацанами. Тогда мы оба думали, что станем шахтёрами, как и наши отцы. Но потом шахта закрылась, и до нас никому не стало дела. Тогда он пошёл своей дорогой, а я пошёл своей. Он никогда не был… этим… злым человеком. Не то что его сынок… Я просто хочу сказать, что сделаю всё, что смогу, чтобы наша семья не разлучалась.
Я совсем растерялся. Наверно, надо было обнять отца или сделать что-нибудь в том же роде, но у нас в семье было как-то не принято обниматься.
— Что твоя медсестра? — спросил я, нарушив неловкое молчание.
Отец смущённо усмехнулся.
— Вечером мы, может быть, увидимся в пабе. Ну то есть она сказала, что будет там. И я сказал, что тоже, наверно, приду.
— Рубашку погладил? Чистые штаны приготовил? — спросил я.