Отметив его интерес, Бару забеспокоилась. Его бесцеремонные игры с наследственностью и евгеникой не просто нервировали, они пугали. Когда он заговаривал об инкрастицизме, в ее ушах вновь эхом звучало предостережение Аминаты. Бару вспоминала об ужасной судьбе, ожидавшей содомита или трайбадистку, и думала: «Я тоже участвую в этом, но вовсе не обязана любить доктрину. Я должна играть свою роль. Я обязана выжить и получить власть. Тогда я смогу положить этому конец».
Маскарад преподал ей систематику любых разновидностей порока. Но первыми учителями Бару оказались ее родители.
Ее душа, образ мыслей и восприятие не изменились. Она оставалась сама собой.
Воздух сделался холоднее. Следуя за буревестниками, «Лаптиар» повернул на северо-восток. Бару изучала свои заметки, раскладывая в памяти по полочкам князей, княгинь и их княжества – персоналии, законы, непроизносимые родовые имена.
Каково это будет – встретиться с незнакомыми людьми лицом к лицу, смотреть на них свысока, подчинять своей воле?
Сумеет ли она выстоять против князей Отсфира и Лизаксу – низкорослого, коренастого, как барсук, коротышки и великана ростом едва ли не с сосну – и заявить, что обложит налогом их речную торговлю? Отправятся ли они шептаться со своей старой северной соперницей, Глиняной Бабкой Эребог, замышляя месть? Достанет ли ей смелости написать Наяуру, известной как Строительница Плотин… и заодно Коровьей Царице Игуаке: «Привет тебе, юная и гордая всенародно любимая Наяуру! Приветствую и тебя, Игуаке, повелительница всея молока и шерсти, чья мощь – в рогах и копытах бесчисленных стад. Вижу, вы усердно поработали, чтобы поделить меж собой центральную часть Ордвинна и создать великий союз, подчинив себе трех гордых князей. Но это не важно, благородные дамы. Я назначена сюда как самая достойная и явилась забрать ваше богатство во имя далекого Фалькреста…»
Бару рисковала навлечь на себя гнев рожденных для власти.
Кроме того, в ее заметках имелись странные пробелы. Вот Незримый Князь Лахта, правящий в Пактимонте с помощью своего благородного титула. Любопытно, но он даже не появляется на людях. В чем его сила? Кто он на самом деле?
Отчего ей сообщили имена прежних имперских счетоводов, Су Олонори и его предшественницы, Фаре Танифель, но умолчали о причинах их отставки? Почему ни слова не сказано об ожидающих ее подчиненных? А ведь они есть – бюрократическому механизму Имперской Республики не обойтись без штата чиновников-винтиков!
– Чего Империя Масок боится в Ордвинне больше всего? – спросила она у Кердина Фарьера.
Кердин оживился.
– Парламент, как всегда, страшится, что налоговый период не принесет Маскараду истинного процветания, – заговорил он, заговорщически склонившись к Бару. – Но тот, кто заглянет дальше, вспомнит о некоторых… затруднениях, с которыми сталкивался наш режим. Возможно, с этими затруднениями еще не удалось справиться. Учитывая давность и сложность истории Ордвинна… данную мозаику трудно сложить воедино так, чтобы она не рассыпалась вновь.
– Что случилось с прежними счетоводами? – осведомилась Бару. – Их звали Су Олонори и Фаре Танифель?
Он лишь ехидно улыбнулся:
– Откуда невежественному торговцу шерстью знать такое?
Наконец настало утро прибытия, и «Лаптиар» вошел в гавань Пактимонта. Поднявшись на палубу, Бару увидела суровую каменную кладку и вороненое железо башен на фоне далеких белых гор, подпиравших вершинами брюхо неба. Красота, запертая в клетке…
Порт-Рог ждал их. Руины сторожевых башен, расстрелянных и сожженных военным флотом Маскарада двадцать лет назад, лежали у входа в гавань, подобно мертвецам, которых оставили без погребения в назидание живым. Саму гавань охраняла пара огромных фрегатов-огненосцев под красными парусами Империи. С них донесся звон склянок: они приветствовали «Лаптиар», поздравляли со своевременным прибытием. А еще они отбивали шифрованные сигналы, предназначенные для ушей капитанов и адмиралов, – наверное, «беспорядки на берегу», или «пиратское судно», или просто «все спокойно».
Бару стояла на носу «Лаптиара». Над ней хлопотал Мер Ло:
– Для женщин здесь предпочтительны платья. Полагаю, вы могли бы сойти за туземку – кожа у вас прямо-таки майянская, однако форма носа… Но если хотите сразу заявить о себе – что ж, можно и штаны!
И секретарь застегнул ей обшлага и иолы куртки. Тренировочный клинок Бару оставила в багаже: она решила, что он будет выглядеть несерьезно, хотя символический кошель на цепи, свисающий с пояса, плохо смотрелся рядом с пустыми ножнами.