Кто же я? Кто? Я лихорадочно осматривал свою одежду. Синий комбинезон, никаких нашивок, эмблем или имен, крепкие кожаные ботинки с зашнурованным высоким подъемом и толстой подошвой. Возможно, это униформа. Кто знает, может, я служил на флоте и меня выбросило на эту скалу? Но никто не сможет забраться сюда при таком ветре, да и без ветра не сможет. Значит, я попал сюда сверху? Мысли путались, натыкались на терминологические барьеры, заходили в тупик. Огромная часть информации в мозгу просилась наружу, но я не мог ее расшифровать. Мне придется искать ответы здесь и сейчас.
Честно говоря, я сомневаюсь, что у меня синдром Фуги. Какой человек в здравом уме и рассудке переедет жить на безжизненную скалу посреди океана?
Иногда мне кажется, что я здесь, чтобы присматривать за Вселенной. В другие дни я думаю, что застрял в чужом кошмаре. Все гипотезы равновероятны. При любых раскладах я остаюсь на чертовой скале посреди черного океана. Во всех версиях каждое утро я опаздываю на трамвай.
На самом деле никаких «утр» тут не бывает. На протяжении всех двадцати пяти циклов сна-бодрствования небо оставалось звездным с полной луной, которая восходила с левого горизонта и спустя семь или восемь часов заходила за правый. Условно я назвал это время «днем». В мире Скалы «ночью» я называл те несколько часов, когда не небе оставались одни лишь звезды, пока луна снова не всходила с левой стороны. Я сознательно называю направления лево и право, поскольку понятия не имею, где тут север или юг. Порой налетали тучи, но под таким ветрищем они надолго не задерживались. Иногда темнота за окном казалось сказочно милой и я начинал думать, что умер и нахожусь в этаком чудаковатом чистилище. Случалось тьма пугала завываниями и жуткими подвижными оттенками черного на водном горизонте, а в другие дни она приобретала неправдоподобное фиолетовое лицо. Я успел изучить сотни оттенков темноты, но за все время так и не увидел рассвета.
3
На трамвай я попал спустя две минуты после прочтения заметки о синдроме Фуги. Сквозь завывания ветра отчетливо слышалось скрежетание рельсов. Невзирая на жуткий ветер, я стрелой выскочил из хижины. Вой урагана оглушал, в воздухе громыхало эхо неугомонного прибоя. Однако буйство стихии отодвинулось на задний план, когда я увидел сияющий изнутри вагон с горящей желтой фарой впереди. На фоне темного пасмурного неба он выглядел, как механический жестяной ангел, спустившийся в тартарары за эвакуацией бедолаг с отшибленной памятью. Трамвай, снаружи красный, как кровь, остановился напротив «моего» дома. Задние и передние двери-гармошки раскрылись астматическим выдохом.
С радостью Робинзона (черт, кто это?) я кинулся в переднюю дверцу и, как сумасшедший, забарабанил по стеклу в кабинку водителя. Там сидела стройная молодая женщина в синей униформе из брюк и блейзера. Возможно не больше тридцати лет. Красивая пепельная блондинка с худым благородным лицом. «Вагоновожатая», подсказала память. Я продолжал неистово стучать и сбивчиво тараторить слова: «Эй, привет! Вы знаете, где мы?», «Вы не могли бы открыть? Почему вы молчите?», «Что это за место? Что произошло?», «Как вас зовут? Меня Карл, а вас?», «Куда вы едете?».
Трамвай резко остановился. Я застыл с занесенным кулаком и мгновенно заткнулся. Слышался лишь неутомимый вой бури. Девушка встала с водительского кресла с какой-то алгоритмической точностью, сдвинула дверь кабинки в сторону и без напряга толкнула меня в плечо с такой силой, что я приземлился только в середине салона. Я хотел было вскочить с пола и наброситься на неё, забыв о приличиях, но тут блондинка откинула полу длинной куртки, открывая белую рубашку, заправленную в брюки, и вытащила из поясной кобуры здоровенный серебристый револьвер, который сразу выстрелил, оторвав кусочек деревянной рейки сиденья в двух сантиметрах от моего лица.
- Не делай так больше, – холодно бросила вагоновожатая, протыкая меня холодным взглядом серых глаз.
Она ловко убрала револьвер в кобуру, вернулась в кабину, закрыла дверь и мы снова покатились. Я больше не произнес ни слова. Просто сел на отстреленное сиденье и обиженно уставился во тьму. Сумасшедшая Стерва. Так я назвал блондинку.
Салон трясло из стороны в стороны, потолочный свет от трех круглых ламп на мгновение погасал, но всегда возвращался. Я осмотрелся. Семь рядов двухместных лавок-сидений с широким проходом посередине. Красные поручни, прикрепленные к белому потолку. Прорезиненный пол, на нем три квадратных люка, обозначенных оцинкованными краями. Крайние люки около метра в диагонали, а в середине еще один, значительно меньше. В другом конце салона еще одна кабина управления. В какой-то момент, глядя в окно, я с ужасом заметил пролетающее над нами дерево. Если такая штука попадет в трамвай, нам конец.