Сарон однажды стал случайно свидетелем кровавой оргии, разыгравшейся во дворе одной пагоды неподалеку от Пурсата. И по сей день слышит он предсмертные крики и вопли жертв полпотовских солдат. Эти крики ужаса будят его по ночам, сдавливают сердце. Среди мягкой тишины тропической ночи ему порой слышатся голоса погибших, будто доносящиеся из-под земли.
И все-таки он надеялся отыскать сына. В уездном комитете составлялись списки пропавших, через специальный отдел при министерстве внутренних дел в Пномпене велся розыск по всем провинциям. Прошло больше трех лет — о Ронге не было никаких вестей.
Однажды утром, как обычно, Сарон сидел в комитете, придя туда первым. Вошел председатель, широко улыбаясь и раскинув руки. Вчера из Такео приехал человек и сообщил ему последние новости. «С радостью тебя, отец,— сказал он с порога.— Сын-то нашелся».
К вечеру в деревню пришла наша машина. Старик прижал сына к груди и долго рыдал. Они стояли так неподвижно посреди дороги. А вокруг них собиралось все больше и больше народу. Плакали и окружающие. Только дети, не замечая трогательного момента, галдели и носились вокруг машины, поднимая пыль.
Так мне довелось стать свидетелем описанной встречи. Еще по дороге Ронг мне рассказывал, что в январе 1979 года, когда полпотовцы с боями уходили в Таиланд, его вместе с другими крестьянами угнали из-под Баттамбанга за границу. Сначала стояли под Араньапратетом. В поисках продовольствия многие стали разбредаться. Тем, кто хотел вернуться в Кампучию, полпотовцы грозили расстрелом. Ронг попал в лагерь «Ансила», принадлежавший реакционной эмигрантской организации «Серейка». Там ему вручили оружие и записали во взвод охраны. Выбрав момент, Ронг бежал из лагеря и ночью ушел в Кампучию. Через некоторое время ему позволили поехать к отцу.
МЯГКАЯ, как тайский шелк, черная, как египетская сурьма, ночь навалилась на деревню, властно смазав многоцветную «карту будней», приглушив голоса. Затих сельский оркестр, не бьют гонги и барабаны в руках музыкантов. Только где-то за околицей под жутковатый вой хищников сиротливо и равнодушно подает голос ящерица-геккон, да в ветвях миртовой пальмы, что склонилась над нашим крыльцом, тревожно шумит ветер. У кхмеров есть поверье, что это не ветер гуляет по ночам в селениях и будит людей, а мятежный дух далеких гор, не знающий ни любви, ни пристанища. Согласно легенде, боги наказали его за дерзость и упрямое желание принять человеческий облик. Ему говорили: люди смертны, слабы, и дело духов — править ими, а не стремиться к их обществу. Но упрямец стоял на своем. Тогда боги запретили ему выходить из пещер при свете солнца, чтобы он не мог больше видеть людей. С тех пор несчастный дух днем прячется в глубоких горных пещерах, а с наступлением темноты ходит по верхушкам деревьев, садится на соломенные крыши, стонет и просится пустить его в дом.
Я вышел на крыльцо, присел на широкую гладкую ступеньку и закурил. Мои друзья уже спали. Ленг лежал на жесткой кровати, подмяв под себя круглый мягкий валик, который кхмеры предпочитают пуховой подушке. Лишь двое охранников из местного ополчения с автоматическими винтовками М-16 американского производства патрулировали улицу. В бездонном небе тихо мигали яркие звезды, ковш Большой Медведицы, как и положено в тропиках, опрокинулся вверх дном. На бамбуковой жерди у самого крыльца сохли пучки крашеных конопляных нитей, распространявших резкий запах. Подошел охранник, взял сигарету и ласковым жестом показал: пора спать. Все спокойно!
Утром я снова зашел в хижину Пхун Сарона. Мы сидели втроем, долго разговаривали о прошлом и будущем. Смахнув крючковатым пальцем слезу, старик сказал:
— Я снова обрел сына, сын обрел родину.
После обеда, когда настало время уезжать, мы завернули к Сарону попрощаться. Счастливый отец готовил пир. Он хлопотал у очага, ворчал на кухарок, отдавал команды мальчишкам, украшавших гирляндами живых цветов строения во дворе. Вечером все жители Конгданга соберутся здесь, чтобы еще раз поздравить старика и разделить его радость.
...Долгое прощание — лишние слезы. Сарон не скрывал их и, обнимая нас, все повторял: «Вы теперь тоже мои сыновья. Приезжайте, как сможете. Я буду ждать».
Наш автомобиль выехал на окраину Конгданга. Вслед нам бежали дети, что-то крича и бросая на дорогу цветы. В толпе односельчан я в последний раз увидел Сарона. Он стоял рядом с сыном и махал рукой. Водитель Крон дал полный газ, машина понеслась по проселку на запад в сторону дороги № 4, в пределы провинции Кампонгспы.