Я спросил Лай Самона, были ли у полпотовцев какие-либо четкие установки в развитии сельского хозяйства в провинции Баттамбанг.
— Их нельзя назвать четкими, поскольку они строились на желании как можно скорее превратить не только Баттамбанг, но и всю страну в сплошное рисовое поле, где трудились бы роботы, «максимально производящие и минимально потребляющие»,— говорил он.— И в этом смысле Кампучия действительно представляла собой огромное опытное поле, на котором культивировались идеи, не имеющие ничего общего с законами социалистического развития.
МНЕ кажется, пройдут еще годы, а внимание к этому зигзагу в кампучийской истории долго еще не ослабеет. Поисками и анализом идейно-теоретических корней полпотовщины специалисты занимаются до сих пор. Вопрос едва ли теряет свою актуальность по мере появления все новых книг и статей зарубежных ученых, мнений бывалых ориенталистов, журналистских эссе и монографий. Уж если применять к Кампучии сравнение с опытным полем, то надо учесть, что оно не было совершенно чистым, ровным, готовым к возделыванию, когда пришли полпотовцы. Надо брать в расчет все силы, создававшие условия для произрастания на нем ядовитых семян.
К 1975 году в освобожденных районах было создано более 30 000 кооперативов с высокой формой обобществления. Крестьяне, с которыми мне приходилось беседовать на эту тему, рассказывали, как их загоняли вместе с монахами, женщинами и детьми в кооперативы, где каждый человек получал номер «производственной единицы». Собранный с полей рис сносили в один амбар, где староста делил зерно по труду. Взнос в расчет не принимался. Личной собственностью признавались только одежда и предметы домашней утвари.
Считается, что идейным руководством в проведении реформ первоначально служили работы Ху Юна, Ху Нима и Кхиеу Самфана по экономике Кампучии, написанные в 60-е годы. В свое время эта троица училась во Франции по государственной стипендии вместе с Пол Потом (тогда Салот Саром), Иенг Сари, Сон Сеном, тремя братьями Тьюнн, Кхиеу Тирит, Кхиеу Поннари. Через несколько лет каждому из них предстояло внести свой пагубный вклад в историю Кампучии.
Вернувшись в 50-е годы в Пномпень, члены этой группы вступили в Народно-революционную партию Кампучии, созданную в 1951 году, и вскоре по заданию ее руководства Ху Юн, Ху Ним и Кхиеу Самфан возглавили политическую группировку «Прачеачун» («Народ») для легальной работы в парламенте.
Взгляды Ху Юна, изложенные им в книге «Проблемы кооперативов» в 1964 году, и послужили политической подкладкой при осуществлении аграрных реформ в освобожденных районах. В этой работе нашла отражение левацкая, замешанная на сумбурных представлениях о классовой борьбе и буддийской системе моральных ценностей теория об отношениях между городом и деревней. На фоне все большего обнищания сельского пролетариата идея Ху Юна о «городе-насосе», выкачивающем из крестьянства последние соки, естественно, находила симпатии и понимание деревни. Поэтому процесс создания кооперативов под увлекательными лозунгами уравниловки и «грядущего счастья» проходил довольно гладко.
Однако Ху Юн, занимавший с 1970 по 1975 год пост министра внутренних дел в королевском правительстве национального единства и считавшийся ответственным за сельскохозяйственную политику и кооперативы, имел мало возможностей влиять на ход кооперации. Его циркуляры воспринимались Пол Потом, руководившим вооруженной борьбой в джунглях и освобожденных районах, скорее как указания «интеллигента-белоручки, не до конца представляющего особенности текущего момента». Все, что брал из них Пол Пот и точно претворял в делах,— это теория о «городах-насосах» и доктрина о «недостаточном воспитании членов кооперативов», что в соответствии с указаниями Ху Юна являлось основной причиной слабости хозяйств.
В связи с разговором на эту тему я вспомнил свою первую поездку в Кампонгчам, встречи с крестьянами, которые мне много рассказывали о жизни в кооперативах. Было это в начале 1981 года.
ВЕЧЕРЕЛО. Со стороны Меконга тянуло легкой прохладой, спрессованный жарой воздух дрожал от нарастающего стрекотания цикад. Яркие вспышки догоравшего заката вонзались в желтую гладь реки и гасли в ней, дробясь мелкими искрами. Сверху было видно, как вертелись водовороты, течения шли странными зигзагами и извивами, отчего весь поток казался спиной огромного дракона, исполняющего свой чудовищный танец. Смытые где-то с берегов верховья в Гималаях или принесенные бурными притоками с соседних хребтов кусты, корневища трав, стволы деревьев, остатки разрушенных хижин, предметы домашней мебели дополняли этот ирреальный пейзаж. Из огненной глади, уходящей к горизонту, выплывала не перевернутая вниз рогами, как в начале месяца, а круглая, во всем своем призрачном блеске луна. Где-то неподалеку в местной пагоде бил в бубен творящий молитвы монах. Полнолуние — пора душеспасительных бесед.