Я ВКРАТЦЕ передал Лай Самону содержание тех бесед у костра на меконговском берегу как иллюстрацию к затронутой теме. Но мой собеседник — человек бывалый — и сам мог бы привести множество подобных историй, свидетелем которых он был лично в годы войны, сражаясь против лонноловских войск.
— Конечно, сложное тогда было время,— отвечал Лай Самон, выслушав мои отступления.— В стране происходила поляризация сил, и процесс этот нарастал. С одной стороны, диктатура марионеток, жиреющих на подачках из-за океана и понимающих свою обреченность,— отсюда и крайне жестокие меры по подавлению сопротивления, с другой — продолжающееся обнищание масс и использование этого явления полпотовцами для укрепления своих позиций.
Пол Пот, продолжавший держаться в тени, занимавшийся чисткой партии и вербовкой в нее новых членов, в основном из среды молодых малообразованных или вовсе неграмотных крестьян, называл меры Ху Юна половинчатыми, а его самого «мягкотелым либералом». Разногласия между ними увеличивались все больше, становились все острее, и, очевидно, зная коварные повадки своего патрона, Ху Юн избегал встречи с ним. Но мне рассказывали, что такая встреча все-таки состоялась в начале 1975 года, незадолго до освобождения Пномпеня.
О чем говорили друзья юности, некогда единомышленники, никто не знает. Но это была их последняя беседа. Вслед за ней Ху Юн был арестован и убит. Полагают, что Пол Пот к тому времени видел в нем лишь препятствие к осуществлению планов создания «природной» экономики. Сказывались в их отношениях и личные счеты. Пол Пот, видимо, затаил злобу на него еще с тех пор, как тот выступил с критикой крайне левых позиций в вопросе обобществления крестьянской собственности в сельских коммунах. Разошлись они и во мнении о городах.
Если Ху Юн и называл города «насосами, выкачивающими материальные блага из деревни», то до абсурда их ликвидации не доходил. Наоборот, он предлагал развивать «сбалансированные связи» между городом и селом на основе товарно-денежных отношений. Это по его инициативе в 1975 году были отпечатаны новые денежные знаки, так называемые «риели освобождения», предназначавшиеся для хождения в освобожденных зонах, а потом и для всей страны. Деньги эти, как известно, так и не были пущены в оборот.
Выступая на митинге по случаю первой годовщины вхождения в Пномпень, Пол Пот хвастал «достижениями». «Мы упразднили заработную плату,— говорил он.— Весь наш народ, вся революционная армия, все наши кадровые работники, мужчины и женщины, живут коллективно и владеют всем сообща. Таким образом стирается грань между городом и деревней, между рабочими и крестьянами, между работниками умственного и физического труда».
Международную торговлю, вторил один из его заместителей Вон Вет, можно вести в пересчете на тонны риса. К тому же к 1975 году инфляция в стране достигла таких размеров, что риели потеряли всякую ценность. И те деньги, которые потом ветер гонял по пустынным улицам Пномпеня и из которых вернувшиеся жители склеивали пакеты, мало чем отличались по своей стоимости от риелей, ходивших в начале 1975 года.
СРЕДИ других ведущих идеологов «красных кхмеров» называют Ху Нима — министра информации и Кхиеу Самфана — заместителя премьер-министра, министра обороны в КПНЕК. Вспоминается работа первого «О развитии национальной экономики и опоре на собственные силы», напечатанная в журнале «Националист», выходившем в Пномпене в 1964 году, а также диссертация второго — «Экономика Кампучии и проблемы ее индустриализации», защищенная на экономическом факультете Сорбонны в 1959 году.
Про Ху Нима рассказывали, что это был довольно образованный человек. Представляя группу «Прачеачун» в Национальном собрании, он активно выступал в поддержку решения Сианука отказаться от американской помощи, отстаивал путь самостоятельного развития Кампучии. Идея «уравниловки в потреблении и ударничества в производстве» казалась ему верхом экономической мудрости. Призывая к созданию системы принудительного труда, мобильных рабочих групп, на которые следует разбить все крестьянское население, он подводил идейную базу для полпотовских экспериментов в будущем.