Память сердца
ДО ВЕЧЕРА было еще далеко, жара и не думала спадать, наш стоицизм был на исходе, пора позаботиться о хлебе насущном. Ленг равнодушно взглянул на мои консервы, шмат сала в промасленном пергаменте, засохший, покрытый легкой плесенью черный хлеб, подаренный на днях летчиками Аэрофлота, предмет моей гордости перед соотечественниками, скучающими в Пномпене по такому деликатесу. Мой гид не оценил столь широкого гурманского жеста с моей стороны и предложил отобедать, как он сказал, «по-кхмерски» в соседней деревушке Пхерун. И как можно скорее, иначе у нашего шофера Крона начнет портиться настроение. В самом деле, какая радость гнать в такую пору по бездорожью, зною да еще на пустой желудок.
Тысячи километров мне пришлось проехать по дорогам Индокитая за годы работы там, и этот непреложный закон я усвоил твердо: шофер должен вовремя поесть и отдохнуть. Позаботиться об этом должен ты, арендатор машины. Водитель гарантирует тебе доставку, ты ему — хорошее настроение.
Пока мы сидели с думой да разговорами о хлебе, неожиданно где-то рядом я услышал тонкий смех и нежные, почти детские голоса. Я оглянулся и замер. На нас надвигалось видение. По пустынной дороге, залитой ярким, режущим светом, будто не касаясь земли, выплывали сказочной красоты фигуры. Казалось, это были фигуры апсар — небесных танцовщиц, только что сошедших с барельефов Ангкорвата. Что за наваждение, откуда тут, вдали от больших городов и человеческого жилья, среди выжженных серых полей, это чудо природы? Они подошли к нам, и я успел разглядеть под широкими полями синих шляп молодые лица. Из-под тонких, чуть изогнутых бровей смотрели черные, как тропическая ночь, и глубокие, как небо тропической ночью, глаза. Припухлые, изящно очерченные губы улыбались. Я онемело продолжал разглядывать то одну, то другую. Не пряча лиц и все так же чему-то смеясь, юные кхмерки, одетые в легкие платья, свернули на тропу, уводящую в сторону. Я словно очнулся, кинулся за фотоаппаратом в машину, доставая из-под сиденья застрявшую сумку, расстегивая как назло заевший замок. Но время было упущено, видение исчезло. Девушки скрылись за придорожными кустами, а вокруг, как и минуту назад, расстилался такой же монотонный, унылый ландшафт, и не на чем было остановить глаз. Какая досада! Теперь я буду долго корить себя за неповоротливость. Я спросил Ленга, заметил ли он что-нибудь.
— Ничего особенного,— равнодушно сказал он.— Кто-то тут проходил, а что?
И другие ничего не заметили. Крон бил пяткой по баллонам, наш попутчик сосредоточенно думал о своем. Так что же это было? Может, действительно померещилось? Немудрено в такую жару. Говорят, миражи возникают как следствие скрытого солнечного удара, когда воображению может явиться самый неожиданный образ.
— Ленг, вы на самом деле ничего не видели?
— Давайте двигаться дальше,— произнес в ответ мой «чичероне».
Мы снова забрались под брезентовый тент «уаза», и Ленг жестом полководца, бросающего гвардию в последний штурм на осажденную крепость, показал Крону деревню, которая виднелась впереди, спрятанная в зелени банановой рощи.
По «обезьяньему» мосту, играя колесами по гладким, отполированным бревнам, как на ксилофоне, перемахнули высыхающий ручей и въехали на деревенскую улицу. По обочинам стояли приземистые свайные хижины, удивительно похожие одна на другую, будто сработаны были по бесхитростному типовому проекту одного сельского зодчего. Чуть приподнятые над земной поверхностью, крытые сухим тростником жилища напоминали чем-то шалаши. Судя по улыбающимся лицам, выглядывавшим изнутри, лишний раз убеждаешься в правоте известной поговорки насчет рая и шалаша.
Дверей не было, их заменяли отставленные в сторону деревянные щиты, которыми закрывают входное отверстие на ночь. Поэтому снаружи взору открывалось все, что творится внутри. Картина не менее типична, чем внешний вид вытянувшихся в линию, словно домики садового товарищества, хибар. На тонкой циновке, придавленная неослабной жарой к решетчатому полу, дремлет тучная хозяйка. Вокруг нее и по ней ползают голоштанные дети. Хозяин, перепоясанный цветастым сампотом, или тоже спит, или курит пеньковую трубку.